Свидетелей обвинения уличили во лжи, рейдерстве, сговоре и амнезии. А изменивший манеру поведения Ходорковский напугал прокуроров и рассказал им, как будет себя защищать
...и увековечивая эти разговоры о вине и наказании, о запрете и объявлении вне закона, обеляя и очерняя, закрывая глаза, когда это выгодно, создавая козлов отпущения, когда нет другого выхода. Я спрашиваю вас прямо: помогает ли вам исполнение вашей охранительной роли получать больше от жизни? Генри Миллер |
День девяносто шестой
В понедельник подсудимые приступили к допросу Виктора Дергунова, человека, проработавшего в «Томскнефти» 22 года, а затем внезапно ушедшего работать директором в московский филиал «дружественной» ВНК компании Евгения Рыбина «Ист-Петролеум». Сам Рыбин — главный «оппонент» ЮКОСа, напомним: две недели назад начал было отвечать на вопросы подсудимых, но после перерыва на заседание пока так и не явился… Рыбина заменил его давний друг — вице-президент ВНК и «Томскнефти» Гурам Авалишвили, а вот теперь — Дергунов. Всех троих объединяет одно: Венский арбитраж нашел в их совместной деятельности в доюкосовской «Томскнефти» «умышленный сговор».
Перед допросом Михаил Ходорковский напомнил прокурорам, в чем он, собственно, обвиняется:
— У меня, у обвиняемого, согласно обвинению, есть «дочь», дочерняя организация моя — ЮКОС. У этой «дочери» есть ее три «дочки», мои «внучки» — «Самаранефтегаз», «Юганскнефтегаз» и «Томскнефть». У этих трех «внучек» была нефть — корова. «Внучки» подписали с моей «дочкой» договоры о передаче ей прав на этих коров. Самих коров, самой нефти, «внучки» ни мне, ни «дочери», никому из наших знакомых не передавали, и мы сами этих коров не брали. У нас емкостей нет. Коров «внучки» сами отвели на мясокомбинат — «Транснефть», — где из них изготовили фарш — смесь нефтей. И я попытаюсь убедить суд с помощью допроса свидетеля, что «внучки» корову на мясокомбинат отвели по своей воле и что никакой другой воли, кроме как сдать нефть «Транснефти», у них не было и быть не могло, так как больше никуда нефть девать невозможно. Как только суд в эти факты поверит, моя защита будет завершена…
В зал пригласили Дергунова. Ходорковский шел по заявленному ранее сценарию:
— Видели ли вы договоры купли-продажи нефти между «Томкнефтью» и ЮКОСом за 1998 — 1999 годы и начало 2000 года?
— …Может быть, видел, может быть, не видел… Столько лет прошло…
— А вы… — не успел задать очередной вопрос подсудимый, как в атаку ринулся прокурор Лахтин:
— Ходорковский непонятно на что ссылается… Пусть он ссылается на конкретные договоры, которые уже исследованы в суде…
Это была дежурная реплика, с помощью которой прокурор регулярно пытается «отбить» не нравящиеся ему вопросы подсудимых (а не нравятся ему все вопросы). И на это никто бы и особого внимания не обратил, если бы Ходорковский, всегда подчеркнуто сдержанный, вдруг не сорвался, словно эта реплика переполнила чашу его долготерпения. Он заговорил громко, почти закричал. Впервые. Отчетливо, с паузами, проговаривая каждое слово жестко и холодно. Зал застыл в оцепенении.
— Ваша честь!.. Я просил бы! Посадить на место! Господина Лахтина! (от неожиданности прокурор сел на место сам. — В. Ч.). Лахтин, видимо, считает, что свидетеля можно допрашивать только о тех документах или вещественных доказательствах, которые имеются в уголовном деле. Я не очень понимаю, КАК с таким пониманием роли свидетеля Лахтин работает в прокуратуре…
— Э… Вы это… Михаил Борисович…продолжайте, — попросил опешивший судья.
Ходорковский собрался, стал прежним спокойным Ходорковским и продолжил:
— Виктор Константинович, у вас, как у члена совета директоров «Томскнефти» и ВНК, никогда не возникало желание сказать, что надо сдавать нефть не в «Транснефть», а как-то по-другому, неизвестным образом, вывозить?
— Да нет, у меня не возникало.
— Почему?
— Объемы не позволяли — в другое место сложно было бы отвозить.
Таким образом допрашиваемый подтвердил сказанные выше слова подсудимого о том, что «дочки» ЮКОСа корову (нефть) на мясокомбинат («Транснефть») отвели по своей воле и больше никуда деть ее не могли, а значит, никто не мог ее и похитить…
— Ранее прокурорам вы сказали, что решение совета директоров, общих собраний акционеров «Томскнефти» и ВНК принимались большинством голосов, принадлежащих ЮКОСу. Вам никогда не говорили эти люди, что их насилием или как-нибудь еще заставляли голосовать?
— Нет, не слышал. Когда я был против, никто на меня не воздействовал, — в минуту разбил свидетель довод обвинения о навязывании Ходорковским и Лебедевым воли членам совета директоров…
К допросу приступила защита.
— Вам что-либо известно о хищении всей добытой «Томскнефтью» нефти с 1998 по 2000 год?
— (Длинная пауза.) …Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Можно я скажу: «Мне сложно ответить»? — осторожничал свидетель.
Но все равно Дергунов стал четвертым свидетелем прокуратуры, не сказавшим ничего о хищении ЮКОСом всей добытой им нефти…
К допросу приступил Лебедев, как и Ходорковский, предварив его кратким содержанием:
— Я буду изобличать его во лжи, поскольку он является подельником Рыбина и Авалишвили, которые вступили в сговор, с целью вывода активов «Томскнефти» и причинении ущерба «Томскнефти».
— Ну, Платон Леонидович, — расстроено проговорил судья. — Давайте теперь вопрос.
— Вопрос: вы столько лет проработали в «Томскнефти» и ни разу не встречали в нормативных документах термин «скважинная жидкость»?
— Скважинная жидкость применяется лишь при ремонте скважин.
Лебедев опешил:
— Виктор Константинович, у нас процесс публичный, то, что вы говорите, будет известно всему миру, в том числе и всем нефтяникам! Вы, пожалуйста, поаккуратнее формулируйте, — заявил Лебедев, и ему неожиданно удалось добиться от свидетеля подтверждения того, что ЮКОС все-таки доводил скважинную жидкость путем очищения до требований ГОСТа и продавал тем самым чистую нефть…
— Виктор Константинович, вы понимаете, что вы сейчас убили свои показания, данные вами на предварительном следствии? — и подсудимый зачитал свидетелю допрос за 2004 год, на котором он говорил, что «продажа скважиной жидкости была придумана для того, чтобы снизить налоги».
Свидетель молчал.
— Вы откуда это взяли?
— Авалишвили…
— Откуда эти сведения у вашего подельника Авалишвили, если в 1999 году он в «Томскнефти» уже не работал?! — спросил Лебедев.
— Вопрос снимается, — постановил судья.
— А я прошу сделать замечание Лебедеву — он оскорбляет свидетеля, используя блатную лексику… — заявил Лахтин.
— Это вы суду в Вене расскажите, хорошо? — направил подсудимый прокурора в Венский арбитраж, и вскоре сам перешел к его решению. Напомним: рыбинская «Ист-Петролеум» вчинила ЮКОСу два иска за то, что тот, приватизировав «Томскнефть» и ВНК, разорвал с ней договоры по двум месторождениям («совместная деятельность», как установил ЮКОС, приносила выгоду только «Ист-Петролеум», а «Томскнефти» — ущерб, который в итоге составил 92 миллиона долларов). По Западно-Полуденному месторождению Арбитражный трибунал Вены присудил «Ист-Петролеум» сумму в десять раз меньше (7 млн долларов) по сравнению с ее первоначальным требованием (80 млн долларов). По Крапивинскому месторождению трибунал вообще ничего не присудил «Ист-Петролеум».
— Сколько суд обязал вас выплатить «Томскнефти»?
— Прошу снять вопрос! — закричал Лахтин.
— Фамилия свидетеля Лахтин, что ли? Зачем этот попрыгунчик вскакивает все время? — возмутился Лебедев.
— Ваша честь, прошу сделать замечание Лебедеву за то, что он оскорбляет меня как должностное лицо Генпрокуратуры. Я могу и в суд подать.
— Подавайте, — хором отозвались ко всему привыкшие обитатели «аквариума».
— Итак. Что свидетель может сказать о задолженности «Ист-Петролеум» перед «Томскнефтью»? — повторил вопрос Лебедев.
— «Ист-Петролеум» ничего не должен был «Томскнефти»!
Лебедев попросил свидетеля оглянуться на стену — защита с помощью проектора уже демонстрировала материалы совета директоров компании за 1999 год, которые показывали прямое увеличение задолженности «Ист-Петролеум» — на 45 992 000 рублей. Свидетель широко раскрыл глаза и начал удивляться:
— Задолженность? Не понимаю, откуда эти цифры, непонятно кто их туда поставил…
— Штампик Генпрокуратуры: «Копия верна» — стоит на этом документе, — сообщил Лебедев. — Вы почему на следствии врали? Зачем вы подписали ложное утверждение о том, что государство пострадало из-за мены акций «Томскнефти» на акции ЮКОСа, если госдоля не претерпела изменений?
С места поднялось государство в лице постоянно молчащего представителя Российского фонда федерального имущества:
— Я, как представитель государства, возражаю против такого неподобающего отношения к РФ.
— Ха! Молчите, представитель государства! — смеясь потребовал Ходорковский.
— Михаил Борисович! — судья не совсем привык к новому Ходорковскому. И по тому, как он смотрел на подсудимого, было видно, что с этого дня он занес того в список бузотеров наравне с Лебедевым…
День девяносто седьмой
Лебедев продолжил допрос.
— Финансовое положение «Томскнефти» в первом полугодии 1999 года вы ранее называли неудовлетворительным. Каким же образом «Томскнефть» в 1999 году сумела добыть около 30 миллионов тонн нефти? Или это сказка?
— 30 миллионов тонн? — не поверил в добычу, которая в три раза превышала возможности «Томскнефти», свидетель. — Я такой цифрой не владею. А это правда, сказка? Но авторов ее я не знаю.
Авторов назвал Лебедев при помощи следующего вопроса:
— А известно ли вам, что нас с Ходорковским обвиняют в хищении нефти «Томскнефти» в 1999 году в объеме около 30 миллионов тонн?
— Нет.
Далее подсудимый обратился к «нефтянке». Его интересовало: способны ли системы контроля на разных технологических участках выявлять исчезновение нефти. В итоге свидетель признал, что исчезновение из «Томскнефти» инкриминируемого объема нефти (и даже гораздо меньшего объема) нельзя было не заметить.
Защита перешла к теме мены акций «дочек» ВНК, в том числе и «Томскнефти», на акции ЮКОСа. Обвинение назвало эту сделку хищением акций. Между тем версию подсудимых — спасение «дочек» ВНК от рейдерского захвата ряда «дружественных» компаний (прежде всего Евгения Рыбина) временным переводом на другое юрлицо — следствие предпочло не заметить1. …В этой связи защита рассказала суду о сложной рейдерской схеме, к которой имели определенное отношение и Рыбин, и Авалишвили, и свидетель Дергунов.
— Кто был инициатором ареста акций ЮКОСа по иску Биркенхольц (фирма, участвовавшая в рейдерской схеме. — В. Ч.)? — задал резкий вопрос Лебедев.
— Что-то в памяти у меня не отложилось… — стушевался Дергунов.
— А помните ли вы такой документ «Выведение «Томскнефти» из-под контроля М. Ходорковского»? — спросила защита.
— Нет…
Дергунову продемонстрировали документ, в котором было написано: «Долгосрочные цели проекта: вывод предприятия из-под прямого контроля Группы Роспром-ЮКОС. Краткосрочные цели: продажа арестованных акций (акций «Томскнефти», принадлежащих ЮКОСу. — В.Ч.) предприятия одному из участников проекта. <…> Политические предпосылки: отношение Группы с администрацией Томской области на сегодняшний момент благоприятные. Однако данный фактор может измениться за счет прямого или косвенного финансирования («Ист-Петролеум». — В. Ч.) выборной кампании в декабре 1999 года или иного воздействия на местных руководителей».
«Исполнителями» операции значились: рыбинский «Ист-Петролеум» и компания «Дарт Менеджмент»…
Свидетель нервно произнес:
— Я не понимаю, кто родил этот документ и вообще был ли он… Он не подписан! Я его вижу впервые в жизни!
— А вам известен такой термин, как «рейдерство»? — подвела ближе к теме свидетеля защита.
— Впервые слышу!
Зал рассмеялся, а адвокат Краснов, не удовлетворившись ответом, взглянул на судью Данилкина. Взгляда судья не выдержал…
— Вы меня спрашиваете? Я не готов ничего истолковывать. Я потом все истолкую. В приговоре.
День девяносто восьмой
Следующим свидетелем обвинения стал Виталий Хатьков, в 1993—1999 годах — вице-президент по региональным связям ВНК и начальник по финансам «Томскнефти», ныне трудится в «Газпроме»… Прокуроров интересовал масштаб ущерба, причиненного ЮКОСом «Томскнефти».
— После прихода ЮКОСа (в конце 1998 года. — В. Ч.) схема бюджетно-финансового планирования изменилась, было введено централизованное планирование… «Томскнефть» была исключена из процесса добычи, акционеры перестали получать дивиденды, акции перестали котироваться… Возникали задолженности по налогам, счета «Томскнефти» оказались заблокированы, возникли сложности с заработной платой…
— Какова, по вашему мнению, была необходимость принятия решений, по которым фактически узаконивалась продажа скважинной жидкости по заниженным ценам? — задала свой главный вопрос Ковалихина.
— Цена сделки заниженная — 250 рублей за одну тонну2, — «правильно» ответил Хатьков. — Хотя еще в 1997 году «Томскнефть» продавала выше — 350—400 рублей за одну тонну.
Прокуроры удовлетворились. К делу приступили их оппоненты — сначала защитники затронули тему задолженности «Томскнефти» перед бюджетом. Обвинители настаивают на том, что задолженности «Томскнефти» образовал ЮКОС, но Хатьков вдруг сказал обратное:
— Задолженность была около 500 миллионов деноминированных рублей, появилась она в течение 1996/1997 года…
— То есть до приобретения ВНК структурами ЮКОСа?
— Да.
День девяносто девятый
В четверг Ходорковский и Лебедев продолжили доказывать свидетелю, что даже в кризисный 1998 год «Томскнефть» по многим показателям выглядела лучше, чем в доюкосовском 1997 году… Но свидетель ничего не помнил.
— Откройте мою любимую табличку, — просил защиту Лебедев. Проектор снова отразил на стене расчеты рентабельности, прибылей и доходов «Томскнефти» за 1997—1998 годы.
— Как получилось, что данные за 1998 год получились выше, чем в 97-м? — спрашивал Хатькова Лебедев.
— В этой табличке данные некорректно приведены, надо знать, по каким данным сравниваются цифры…
— Вы говорите, что цены на нефть в 98-м были ниже, чем в 97-м. А не связано ли это, что в 1998 году цены на нефть в мире упали?
— С этим тоже, но… — но ухудшение финансового положения «Томскнефти» в 1998 году свидетель все же связывал не с мировым кризисом, а с ЮКОСом…
Тогда Лебедев напомнил ему о пресс-конференции 11-летней давности, на которой проблемы «Томскнефти» вице-президент ВНК Хатьков объяснял совсем по-другому — все-таки финансовым кризисом: «Из-за падения цен на мировом рынке нефти «Томскнефть» недополучила за полугодие 60 млн долларов экспортной выручки и примерно столько же — на внутреннем российском рынке».
1Обмен носил возмездный характер, в 2002 году акции возвратились обратно ВНК.
2В действительности цена за тонну нефти в 1999 г. значительно превышала 250 рублей.
19.10.2009