Артемий Троицкий - Опыт рока: год за годом - 1972 год, часть 2

Михаил Шерман - ЭВОЛЮЦИЯ НЕ ПО ДАРВИНУ

Михаил Шерман

ЭВОЛЮЦИЯ НЕ ПО ДАРВИНУ

Профессор М. Шерман возглавляет лабораторию генетики в Медицинской Школе Бостонского Университета (Department of Biochemistry; Boston University Medical School). Англоязычный оригинал этой статьи – «Universal Genome in the Origin of Metazoa» – был опубликован в 2007 году в «Cell Cycle» – ведущем научном журнале по клеточной биологии, а предлагаемый вариант является ее авторской русскоязычной версией – докладом, сделанным Шерманом в том же году в Москве в присутствии авторитетных российских биологов и профессоров МГУ. В 2008 году «Faculty Of 1000 Biology» – ведущий мировой эксперт по важнейшим открытиям в биологии, включил статью Шермана «Universal Genome in the Origin of Metazoa» в список самых важных статей года.
_______________________________________

Предисловие

Проблема развития жизни на Земле является одной из весьма существенных проблем современной науки. После того как в 1859 г. Дарвин предложил свою идею эволюционного развития, ученое сообщество в целом приняло ее. Однако, хотя прошло уже почти 150 лет, эта теория не смогла дать объяснения многим биологическим явлениям.

Споры вокруг теории Дарвина осложняются тем, что вопрос о развитии жизни играет весьма большую идеологическую роль. Идеологическая же проблема в том, что в сознании общества единственной альтернативой дарвинизму представляется креационизм. Классический же креационизм настаивает на необходимости буквального понимания картины происхождения мира, представленной в Библейском тексте. Приверженцы этой идеи, настаивают на том, что возраст Земли составляет 6 тыс. лет, а не 4,5 млрд., как утверждает современная наука. Такой «классический креационизм» имеет два существенных изъяна: во-первых, он не дает никакую развернутую научную картину, которая, даже теоретически, могла бы быть хоть как-то поддержана или опровергнута результатами исследований; и, во-вторых, его обычно провозглашали представители религиозного истеблишмента, недостаточно сведущие в науке, – что облегчало сторонникам эволюции возможность отвергать ее.

Однако нам кажется, что суть спора не в том, сколько лет существует Земля и была ли эволюция. Вопрос на самом деле в том, каковы могут быть механизмы этой возможной эволюции и действительно ли эволюционная наука противоречит религиозному пониманию мира, – или же, наоборот, религиозное и научное понимание органично дополняют друг друга?

В нижеследующей статье, однако, мы не будем касаться различных существующих в теологии подходов к пониманию Библейского текста, и также оставим для отдельного дальнейшего философского обсуждения вопрос о соотношении религии и науки. Наше же изложение будет вестись целиком с чисто научных позиций; мы рассмотрим последние данные, связанные с теорией эволюции и ее механизмами, и изложим новый (предлагаемый нами) подход к их пониманию.

Теория Дарвина и ее исходная проблема – возникновение сложных органов и систем

Чарльз Дарвин («Происхождение видов путем естественного отбора или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь») первым сформулировал гипотезу, согласно которой в основе механизма эволюции лежат два принципа: случайная изменчивость и затем естественный отбор более приспособленных особей. По предположению Дарвина, с некоторой (хотя и малой) вероятностью у отдельных особей случайно появляются новые полезные качества, в результате чего они получают преимущество перед другими и имеют больше шансов выжить в данной среде обитания. Поэтому приобретенные ими качества закрепляются и передаются потомкам.

После того, как было открыто наличие генов и хромосом, дарвиновская теория эволюции была дополнена тем, что изменения (подлежащие затем естественному отбору) имеют своей причиной мутации в генах. Таким образом, говоря об эволюции, следует понимать её не как изменение признаков, а как изменение эмбриональных программ (например, удлинение шеи жирафа возникло не потому, что жираф тянулся к высокорасположенным листьям, но, как и любое другое изменение, является отражением изменения эмбрионального развития, вызванного мутацией). Мутации случайны, поэтому абсолютное большинство из них нейтральны или вредны. Конкуренция между организмами и связанный с ней естественный отбор «оценивает» вредность и полезность каждой из небольших мутаций по их эффектам на размножение и на выживание мутировавших организмов в конкретных экологических условиях.

Как отметил Ч. Дарвин, природа не делает скачков и все большие изменения являются результатом длительной серии мелких изменений, каждое из которых полезно для выживания животного и поэтому закрепляется в ходе эволюции. В своей книге он пишет: «Несомненно, верно то, что новые органы, как бы созданные для некоторой специальной цели, редко или даже никогда не возникают сразу у одного какого-нибудь существа, – это выражено в старинном, хотя может быть, и несколько преувеличенном естественноисторическом изречении: «Natura non facit saltum» («Природа не делает скачков»). Ни одна сложная структура в принципе не может возникнуть сразу «готовой» в результате мутации с сильным эффектом. Фундаментальным представлением дарвиновской теории является то, что новые сложные признаки не возникают мгновенно, они формируются постепенно, путем длительного естественного отбора множества случайных мутаций со слабыми эффектами, каждый из которых – т.е.каждый этап накопления – «выгоден», и которые поэтому постепенно улучшают старые признаки.

Уже со времен самого Дарвина критики его гипотезы указывали, что постепенное накопление изменений возможно только там, где просто увеличивается или уменьшается уже имеющаяся форма, – например, становится длиннее хвост или короче шерсть. Так, удлинение шеи жирафа, которое дает ему возможность поедать листья с более высоких веток, создает ему эволюционное преимущество и поэтому представляется логичным, что оно могло возникнуть в результате серии небольших мутационных изменений программы развития шейных позвонков. Но подобным образом принципиально невозможно объяснить возникновение сложных органов, – таких например, как печень или мозг, или сложных программ поведения, таких как танец пчел – поскольку эти объекты и явления помогают выживанию только в том случае, когда они полностью «укомплектованы», а отдельные мелкие изменения не дают никакого эволюционного преимущества и поэтому не могли бы закрепиться. Довольно яркий пример такой сложной программы представляет танец пчел. Когда одна из пчел-разведчиц находит пищу, она возвращается в улей и сообщает другим пчелам о расположении корма пчелиным «танцем». В танце углы поворота тела и биение крыльев кодируют информацию о расстоянии до корма и о направлении по отношению к солнцу, причем учитывается изменение расположения солнца в связи со временем возвращения в улей. Пчела-разведчица должна представить информацию, а рабочие пчелы должны понять ее. Очевидно, что подобная система не может возникнуть в результате постепенного накопления небольших изменений, т.к. если она не является точной и полной (например если разведчица может показать информацию, но рабочие пчелы не могут ее понять, или если информация не полна, или если не учитывается изменение положения солнца и т.п.), то вся система становится бесполезна и не улучшает возможности добывать корм, а поэтому она (или ее «зачатки») должны были бы отмереть, а вовсе не закрепиться в ходе эволюции. Примеров таких систем в биологии множество, и дарвинизм принципиально не может объяснить их возникновение.

Дарвин и сам признавал, что его теория не дает удовлетворительного объяснения механизма возникновения сложных структур. Он писал: «Предположение о том, что глаз, со всеми его филигранными механизмами регулировки фокуса хрусталика, настройки на яркость света и коррекции сферических и хроматических аберраций, возник в результате естественного отбора, – может показаться, будем смотреть правде в глаза, в высшей степени абсурдным».

Далее Дарвин выдвигает предположение о том, что глаз млекопитающих возник в результате постепенных изменений светочувствительных мембран примитивных организмов. Однако это предположение не дает описания того, как формируется каждая промежуточная ступень и почему каждая из ступеней, взятая сама по себе, полезна для выживания организма, и аргументы в пользу этой гипотезы чрезвычайно слабы. Вообще, дарвинизм это единственная область современной биологии, где соображение «возможности», предположение о том, что «так могло бы быть», принимается научным сообществом как достаточное. И причина того, что несмотря на эту очевидную слабость дарвинизм остается весьма распространенным среди биологов, состоит в том, что единственной альтернативой теории Дарвина до последнего времени считался креационизм – который, как мы об этом уже упоминали, в своей классической форме неприемлем с научной точки зрения из-за противоречия множеству фактов из палеонтологии, геологи и т.д., и кроме того, не дает экспериментально проверяемых предсказаний, и потому научно неинтересен. Таким образом, в рамках науки у идей дарвинизма вообще не было конкурентов, так что у биологов практически не было выбора в этом вопросе.

Однако, как мы уже отметили, за последние годы в придачу к исходным проблемам дарвинизма, (таким как возникновение сложных структур), добавилось много новых, т.к. возникло множество новых научных данных, которые весьма трудно или невозможно объяснить в рамках дарвинизма. Эти данные делают необходимым сформулировать альтернативную эволюционную гипотезу, которая бы объясняла существующие противоречия и была бы экспериментально проверяемой.

Новые данные, не описываемые теорией Дарвина

Данные палеонтологии: проблема отсутствия переходных форм в ископаемых отложениях

В соответствии с теорией Дарвина эволюция представляет собой медленное накопление мелких изменений. Но если это так, то в результате эволюции должно было быть образовано множество переходных форм, дающих «непрерывный» переход от одного вида к другому; а тогда в окаменелых отложениях мы должны были бы находить массу «бракованного (промежуточного) материала», постепенно формировавшего тот или иной признак.

Ч. Дарвин в книге «Происхождение видов» подчеркивает этот момент: «Если моя теория верна, то обязательно должны существовать переходные формы, связывающие виды между собой. Доказать их существование можно только с помощью ископаемых останков». В разделе под названием «Трудности теории» в его книге он пишет так: «Если на самом деле виды произошли друг от друга, постепенно развиваясь, то в таком случае, почему мы не сталкиваемся с бесчисленным количеством переходных форм? Почему в природе все на своих местах, а не в хаосе? Должны быть бесчисленные переходные формы в многочисленных слоях земли... Почему каждое геологическое строение и каждый слой не наполнены этими связующими звеньями? Геология не смогла выдвинуть поэтапного процесса, не обнаружила переходных форм и, возможно, в будущем это будет самым веским аргументом против моей теории».

Единственным объяснением, которое Дарвин в предлагал для решения данной проблемы была нехватка в те годы палеонтологических находок. Он утверждал, что «при более детальном изучении останков, переходные формы будут обязательно найдены». Во времена Дарвина геолого-палеонтологический материал был действительно очень скудным, но с тех пор прошло полтора столетия и в огромном накопленном за это время палеонтологическом материале учеными было обнаружено множество «внутриродовых» переходных форм, например переходные формы в ряду эволюции лошадей или обезьян. Однако, при этом, не были найдены никакие переходные формы, связанные с появлением новых сложных систем, – например, новых органов.

Таким образом, палеонтологические находки не дают никакой возможности объяснить процесс возникновения происхождения новых типов многоклеточных организмов – которые, в частности отличаются друг от друга появлением новых систем органов, и которые хорошо изучены. (Мы не будем обсуждать возникновение и эволюцию бактерий и одноклеточных простейших, т.к. данные палеонтологии и геохимии о них лишь минимальны, и они не позволяют предложить разумную научно проверяемую гипотезу). Подчеркнем еще раз, что дарвинизм может неплохо объяснить микроэволюцию, т.е. эволюцию видов внутри рода; т.к. в таких рамках отличия одного вида от другого являются во многом, скорее количественным, чем принципиально-качественным. Наше же внимание будет сфокусировано прежде всего на проблеме скачков в эволюции, т.е. на появлении новых сложных систем и связанное с этим появлением новых типов и классов животных.

Данные палеонтологии: Кембрийский взрыв

Древнейшие остатки организмов на Земле датируются возрастом 3,5 млрд. лет. Окаменевшие части этих микроорганизмов хорошо сохранились и позволяют сделать заключение об их сходстве с современными бактериями и простейшими. Позже появляется наиболее древний и низкоорганизованный тип многоклеточных – губки. Эти первичные многоклеточные еще не образуют тканей, их клетки слабо дифференцированы и способны к взаимной трансформации. В течение сотен миллионов лет почти никаких изменений не происходит.

Линия развития настоящих многоклеточных начинается с типа кишечнополостных примерно 600 млн. лет назад или чуть позже. При этом, в кембрийских слоях, (это слои, датируемые примерно 570–520 млн. лет назад, различные типы многоклеточных организмов во множестве «вдруг» появляются сразу, причем в необыкновенном изобилии и разнообразии (так называемый «кембрийский взрыв»). Найденные в этом слое живые организмы имеют такие развитые и сложные физиологические системы, как глаза, жабры и система кровообращения. Наиболее удивительно то, что во время кембрийского взрыва одновременно появляются все существующие сегодня типы многоклеточных животных с громадным разнообразием тканей, органов и систем органов. Необходимо отметить, что появление всего этого разнообразия произошло практически одновременно (в масштабе геологии), а вовсе не на протяжении 50 млн. лет Кембрийского периода, т.к. все эти группы найдены во всем кембрийском слое.

С тех пор, за более чем 500 млн. лет, на Земле не появилось ни одного нового типа (= принципиально иного строения тела) животных. Различные типы беспозвоночных – кишечнополостные, членистоногие, моллюски, иглокожие – весьма существенно отличаются друг от друга планами строения тела; при этом связующие «звенья» между ними напрочь отсутствуют, и ни один класс ископаемых беспозвоночных не связан с другим какими бы то ни было промежуточными формами. Если бы, как утверждает Дарвин, эволюция происходила путем случайных небольших изменений – то переходные формы кембрийских существ должны были бы рождаться и умирать миллиардами. Однако, ничего подобного не наблюдается в наших палеонтологических коллекциях.

Таким образом, одновременное появление всех существующих типов указывает на то что идея Дарвина о том, что более сложные типы организмов развились из более простых путем многошагового постепенного усложнения, – не имеет подтверждения в палеонтологии.

Сравнение геномов

Основные характеристики организмов кодируются в их геномах. Концепция Дарвина о постепенном накоплении организмами уровня сложности непременно должна была бы проявляться в том, что у организмов различной сложности должны были бы быть соответствующие различия в сложности геномов. Однако, результаты геномных исследований разных типов животных оказались совершенно неожиданными. Оказалось, что геномы различных многоклеточных организмов, от плоских червей и до человека, находящиеся на гигантском эволюционном расстоянии, содержат весьма сходное количество генов – (примерно 17 тыс. у червя, 14 тыс. у мухи и 22 тыс. у человека. Как видно из этих цифр, не существует корреляции между количеством генов и сложностью организма. Более того, ниже мы остановимся на факте, что многие системы генов, найденные у примитивных медуз, также существуют и функционируют у человека, однако при этом полностью отсутствуют у насекомых (далее мы выскажем гипотезу о том, что эти гены, вероятно, в процессе эволюции были утеряны). Кроме того, в то время как переход от одноклеточных к многоклеточным несет в себе существенные изменения в генах (появляется множество принципиально новых генов) – разница между геномами различных многоклеточных, хотя эволюционное расстояние между ними огромно, существенно менее велика. В процессе эволюции многоклеточных гены дуплицировались, изменялись, но принципиально новые гены почти не появились.

Такое сходство геномов многоклеточных организмов различных уровней сложности трудно объяснить в рамках дарвиновской концепции эволюции как системы, усложняющейся прогрессивно.

Эмбриология

В ходе развития организма формируются многочисленные органы и ткани. В последние годы были достигнуты огромные успехи в понимании того, как из начального яйца, представляющего собой одну клетку, и делящегося на две (и далее несколько) одинаковых клеток; развивается организм со сложной морфологией, множеством систем органов и сотнями различных тканей.

На ранних стадиях развития формируется общий план строения; это происходит с помощью морфогенов – веществ, индуцирующих образование, из тех или иных клеток эмбриона, определенных частей тела. Эти вещества диффундируют внутри эмбриона, образуя, под воздействием силы тяжести, градиенты концентрации морфогенов. Эти градиенты определяют далее оси организма: (верх-низ, право-лево, т.д.) Далее, вдоль осей формируются сегменты, и позднее внутри сегментов формируются системы органов

Формирование сегментов зародыша регулируют семейство генов Hox. Каждый из генов Hox регулирует формирование отдельного сегмента: головы, груди и т.д.

При этом оказывается, что общий план развития организма на анатомическом и генетическом уровне аналогичен у всех типов животных. Однако, согласно Дарвину, построение эволюционного древа по данным зоологии точно предполагает, что существуют, по крайней мере, две основных ветки эволюции, одна – первичноротые организмы, заканчивающаяся членистоногими, и другая – вторичноротые организмы, заканчивающаяся хордовыми и человеком; при этом утверждается, что эти ветки разошлись примерно на уровне очень примитивных червей. В связи с этим удивительно, что и у хордовых и у членистоногих функционально аналогичные системы органов управляются одинаково. Например, функционально сходные крылья насекомых и птиц (появившиеся, в соответствии с концепцией Дарвина, совершенно независимо друг от друга, и каждая в рамках процесса случайных мутаций и накопления мелких выгодных изменений и не имеющие поэтому никаких эволюционных связей между собой) контролируется одинаковыми способами – хотя при этом у их общего предка, червей, не было вообще никаких крыльев и механизма управления ими.

Другой пример: у червей, предполагаемых общих предков хордовых и членистоногих, не было глаз – и, следовательно, по теории Дарвина глаза у хордовых и глаза у членистоногих возникли совершенно независимо друг от друга через накопления случайных мутаций. Тем не менее, ген, включающий развитие глаза (т.е. воздействующий на клетку эмбриона так, чтобы из нее вырос глаз) у хордовых и членистоногих, практически один и тот же, он называется Pax6. В эксперименте слепым мухам (членистоногим) с мутацией в этом гене внедрили в ногу аналогичный ген-выключатель, ответственный за развитие глаза у мышей (хордовых), в результате чего мышиный ген-выключатель вызвал у мухи на ноге (в месте внедрения гена) развитие нормального глаза мухи.

Необходимо отметить, что глаза млекопитающих во многом принципиально отличны от глаз мух. Но при этом оказалось, что программы развития этих морфологически отличных, но функционально сходных органов, – включаются одним и тем же способом! Трудно представить себе, как вообще можно было бы объяснить этот факт в рамках концепции дарвинизма.

Еще один интересный случай аналогичной генной регуляции функционально сходных структур у двух разных эволюционных веток организмов мы можем видеть на примере механизма формирования речи человека и механизма обучения птиц пению. Нейробиологи обнаружили, что один и тот же ген FoxP2 является ключевым компонентом как певческих способностей у птиц, так и формирования речи у человека. Особенность (и подобие) человеческой речи и пения птиц состоит в том, что обе эти функции обучаемы (т.е. человек не рождается уже умеющим говорить, он учится этому от других людей в процессе взросления, и также птицы учатся петь одна у другой) – и оказалось, что эта обучаемость в обоих случаях зависит от гена FoxP2 (и если он поврежден, то данная особь – не обучаема). Интересно отметить, что ген FoxP2 имеется не только у человека и птиц, но он был найден и у многих других животных, включая, например, даже таких молчунов, как крокодилы. Однако у поющих птиц и у человека этот ген активно включается в определенной зоне мозга, зоне Брока, в то время как у неговорящих и непоющих животных этот ген хотя и имеется, но в зоне Брока не функционирует. И еще раз отметим, что ни у общих предков, ни даже у близких видов, никакой похожей функции не существует.

Таким образом, мы сталкиваемся с проблемой возникновения новых сходных качеств в параллельных ветвях эволюции, которых не было у общего предка, и эти качества контролируются одним и тем же образом. Все это наводит на мысль, что подобные качества и функции были «внедрены» в организмы заранее, хотя они и никак не проявляли себя у их общих предков.

Отметим еще одну особенность Hox-генов, отвечающих за основные программы развития организма. Исследования показали, что последовательность Hox-генов на хромосоме в точности соответствует порядку развития сегментов, которые они кодируют (т.е. они выстроены на хромосоме в точном порядке «от головы до хвоста» животного). Такая система расположения генов в хромосоме никак не объясняется концепцией Дарвина, в представлении которой различные элементы возникали в случайной последовательности. Более того, эта последовательность не следует ни из каких известных соображений строения хромосом и генетики вообще. С другой стороны, соответствие порядка «записей в хромосоме» функциональным свойствам генов и порядку кодируемых ими органов наводит на мысль о заранее задуманном точном плане организма – плане, которого можно было бы ожидать от инженера, заранее чертящего план будущего дома.

Новая модель эволюции

Предложение новой модели

В связи со всеми вышеупомянутыми проблемами, мы предлагаем ниже новую модель эволюции. Наша модель предполагает, что многоклеточные организмы появились в начале Кембрийского периода в результате особого события, «вмешательства извне», когда организмы получили «универсальный геном».

Мы не знаем природы этого события и оставляем вне нашего рассмотрения вопрос о том, было ли это «актом Творения» или вмешательством какой-то другой, внешней по отношению к нашей жизни на земле Силы; но мы считаем, что не представляется возможным объяснить существующие факты как естественный «внутриземной» процесс.

Итак, наша модель предполагает, что все многоклеточные организмы, относящиеся к различным типам, обладали универсальным геномом. Все эти группы появились одновременно (Кембрийский взрыв в палеонтологии), и поэтому геномы различных многоклеточных так похожи. В универсальном геноме была записана информация об устройстве всех основных сегментов и систем органов у всех типов животных. Тем самым, организм, принадлежащий к каждому из типов, имел в своих генах информацию о развитии любого другого типа. Однако в одних организмах включались одни программы развития, а в других – другие. Эта разница во включении программ определила то, что одни животные стали червями, а другие хордовыми. Другими словами, мы утверждаем, что черви не обладают сердцем, легкими и мозгом не потому, что этого нет в их геноме – но из-за того, что требующиеся для этого эмбриональные программы не «включаются» у них – несмотря на то, что код этих программ закодированы в их геноме.

Это не означает, что исходные программы кембрийского периода полностью соответствуют существующим сегодня. Программы развития в универсальном геноме могли изменяться, при этом они могли как локально улучшаться, так и что-то терять. Более того, наша модель не отрицает, что локальные улучшения могли происходить даже и в соответствии с концепцией Дарвина, т.е. «небольших случайных изменений и закрепление полезных из них» – однако, с точки зрения нашей концепции, это касается только деталей, и «доводка» происходит после того, как все основные органы уже существуют (или, иначе говоря, после того, как с самого начала базовая информация об устройстве основных систем была заложена в организмы).

При этом, поскольку самыми примитивными многоклеточными являются кишечнополостные, то мы предполагаем, что искать универсальный геном нужно именно у них.

Потеря генов

Как известно, у примитивных организмов часто не находят определенных генов, присутствующих у более развитых форм. Например, у плоских червей отсутствуют белки семейства EphR, которые выполняют важные функции у человека. Теория Дарвина, конечно, объясняла этот факт таким образом, что человеческие гены развились из генов червей в результате прогрессивной эволюции, и поэтому новые гены появились в процессе этой эволюции. Однако, предлагаемое нашей моделью альтернативное объяснение заключается в том, что исходно у червей эти гены были, но впоследствии потерялись из геномов из-за неиспользования. Иными словами, в процессе эволюции имела место потеря неиспользуемой генетической информации. Из такого предположения может быть сделано экспериментально проверяемое предположение – а именно, что у организмов, более примитивных, чем черви, эти гены могли сохраниться.

Действительно, сравнивая геномы, мы можем легко убедиться, что примеров потери генов в эволюции имеется множество, однако, до недавнего времени мало кто отдавал себе отчет в том, что потеря генов – это явление массовое и часто параллельное «прогрессивной эволюции». Например, геномы примитивнейших кишечнополостных несут удивительно развитые системы регуляторных генов. У человека эти системы генов нужны для различных программ эмбрионального развития, но что эти гены делают у кораллов и медуз – абсолютно непонятно и необъяснимо с точки зрения дарвиновской концепции. Итак, существует гигантское разнообразие и сложность системы регуляторных генов у примитивнейших животных, при том, что у таких неизмеримо более развитых организмов как насекомые, многие из этих генов отсутствуют – т.е. насекомые потеряли множество регуляторных генов, которые присутствуют у кишечнополостных.

Ярким примером возможной генетической потери может послужить семейство генов Wnt, регулирующих программы развития. Млекопитающие обладают 19 генами Wnt, которые подразделяются на 12 семейств, в зависимости от их сходства и функций. Гены Wnt идентифицированы у позвоночных и беспозвоночных, но отсутствуют у растений и одноклеточных. Они относительно сходны, но их количество варьируется. У кишечнополостной гидры – 2 гена Wnt. По дарвиновской схеме следовало бы предположить, что в процессе эволюции от кишечнополостных к млекопитающим появлялись новые ткани и органы, и поэтому требовались новые гены развития, и что они были приобретены со временем. Однако недавно у кишечнополостной Nematostella vectensis были идентифицированы 12 генов Wnt, которые подразделяются на 11 семейств, точно соответствующие 11 из 12 семейств Wnt у млекопитающих. Таким образом, очевидно что у исходных кишечнополостных было по крайней мере 11, а может быть, и все 12 Wnt-семейств. Гидра потеряла 10 из них (и у нее осталось лишь 2 Wnt-гена), а анемона потеряла только 1 и у нее осталось 11.

Подводя итог, можно сказать, что недостаточность какой либо функции или органа у простейшего организма не обязательно означает их приобретения со временем в процессе эволюции, но может означать также и потерю или упрощение данных функций у этого простого организма, в ходе последних 500 млн. лет эволюции.

Предложение экспериментальных проверок и «естественные эксперименты»

Достоинство предлагаемой модели в том, что она дает достаточно жесткое экспериментальное предсказание: а именно, в геномах более примитивных организмов должны быть закодированы программы развития систем органов, присущих более сложным организмам. Однако, учитывая, что со времени возникновения «универсального генома» прошло примерно 550 млн. лет, и многие системы терялись в результате неиспользования, в геномах современных примитивных организмах можно ожидать найти лишь немногие из сложных программ, и, возможно, лишь их осколки – но они непременно должны там быть. Ниже мы опишем некоторые эксперименты, которые можно поставить для проверки нашей модели. При этом весьма интересно отметить, что природа сама предоставила нам несколько экспериментов, один из которых оказался чрезвычайно ярким.

А именно, медузы семейства Cubozoa противоречат всем традиционным представлениям об эволюции. Чрезвычайно сложные органы зрения могли бы сделать их весьма «зоркими», если бы животное обладало достаточно развитой нервной системой для обработки воспринимаемой информации – чего, конечно, у медузы нет.

Tripedalia cystophora, живущая в тропических водах, имеет 24 «глаза». 16 из них – обычные фоторецепторы, которые присутствуют у многих медуз и служат лишь для измерения силы света. Однако, кроме фоторецепторов, у этих медуз есть 8 глаз, сгруппированных по два – один большой и один маленький. Эти глаза у медузы очень сложны, они обладают хрусталиком и сетчаткой, и в целом чрезвычайно похожи на глаза млекопитающих. Поле зрения составляет почти 360 градусов, но медуза неспособна сфокусировать взгляд на окружающих объектах. Интересно, что хотя хрусталик очень совершенен и способен создавать четкое изображение, его фокусное расстояние очень велико, так что зрительный образ располагается вне сетчатки (которая, соответственно, не может его воспринять). Таким образом, видеть объекты медуза не может, она может видеть лишь тени. Более того, реально зрение требовало бы активного участия головного мозга, который вообще отсутствует у медуз. (Нервные клетки, разбросанные по всему телу медузы и образующие отдельные узлы, не могут выполнять «специальные» задачи – такие, как обработку сложных изображений).

В рамках дарвинизма совершенно непонятно, каким образом у медуз мог «случайно» возникнуть столь сложный и абсолютно «бесполезный» орган, не дающий эволюционных преимуществ и не существующий ни у одного из близких видов. Однако, в соответствии с новой моделью эволюции, этот феномен легко объясним: программа развития глаза уже существовала у медуз и могла в результате мутации случайно включиться у вида, которому она не предназначена. При этом программа эта, конечно, не идеальна и, более того, могла слегка «подпортиться» в результате неиспользования в течение долгого времени или в результате самой мутации; а поэтому хрусталик обладает неправильным фокусным расстоянием.

Интересно отметить, что у кишечнополостных также присутствует ген Pax6, который нужен для развития глаз у млекопитающих и у насекомых (у самих кишечнополостных глаз, естественно нет). Более того, если взять этот ген у анемоны и подсадить слепой мухе, то у нее тоже появится глаз, как это и в опыте с пересадной мухой гена Pах6 от млекопитающих. Таким образом, и морфологически и генетически системы зрения у нас и у медуз очень сходны.

Аналогично этому «природному эксперименту» прямая проверка нашей гипотезы заключалась бы в том чтобы «включать» у примитивных организмов программы развития органов, которых у них нет, но которые при этом есть у более сложных организмов. Например, направлением экспериментов могла бы быть попытка с помощью пересадки «включателя» получить четырехкамерное сердце (и, соответственно, двух кругов кровообращения) у лягушки. Как известно, у лягушек и других амфибий сердце трехкамерное, и венозная кровь смешивается с артериальной. Переход к четырехкамерному сердцу – это развитие принципиально новой системы, связанное с большим количеством изменений в кровеносных сосудах, которое представляет собой гигантский эволюционный скачок. Однако этот скачок в ходе эволюции происходил, по крайней мере, три раза, и при этом (по Дарвину) независимо – у млекопитающих, у птиц и у крокодилов. Поэтому мы можем предположить, что и для более простых, в эволюционном смысле, существ требуется лишь небольшое изменение для «включения» этой программы, и его нам будет несложно получить экспериментальным путем.

Предложенная выше модель эволюции является улучшенной и конкретизированной версией идеи Intelligent design или «разумный замысел». Мы не знаем, каким образом возник универсальный геном, был ли он создан и заложен Божественной волей, «инопланетянами» или это произошло как-то иначе (точно также, как как Гамовская теория «Большого взрыва» не объясняет, почему произошел этот «взрыв» или «кто» его запустил; она лишь дает объяснение эволюции Космоса после Большого взрыва, и позволяет экспериментально проверить предсказания, связанные с ним. Наша задача – создать научную (проверяемую) модель развития эволюции после создания универсального генома и предсказать, на основании этого, результаты эксперимента. В любом случае эта новая научная модель дает нам совершенно иную картину окружающего мира, чем та, которая рисуется идеями Дарвина.

* * *

Как посадить — в УИК подробно разъяснено, а как выпустить — фиг.

Пойду в магазин и куплю себе большую шляпу. Чтобы было, что снимать, — прежде всего перед коллегами. Мы знаем с детства, что упыри боятся света, — у нас всё получилось, потому что мы вытаскивали упырей и всю их упыриную кухню на свет. Дорогие коллеги-журналисты, не думайте, что мы живем и работаем напрасно, что наш голос ничего не значит и что мы никому не нужны, ибо ни на что не влияем, — то, что случилось во вторник в Верховном суде, случилось благодаря тому, что в нашей профессии очень много порядочных людей, уж куда как больше, чем в политике или в праве. Еще я сниму шляпу перед моими дорогими зэчками и зэками — перед людьми, которые борются за себя и за своих близких, борются с отчаянием зверя, попавшего в капкан, борются с отчаянием зайца над пропастью: как известно, тогда он прыгает на льва. Теперь мы будем вместе с вами вдвоем, мы с мужем не уйдем из тюрьмы, не уйдем из сада, который мы с вами начали сажать на прошлые выходные — «Посади дерево за мужа» — под Тулой, в Вильнюсе, в Ванкувере, в Краснодаре, в Новосибирске… — а значит, силы удвоятся. Еще я сниму шляпу перед порядочными адвокатами, которых еще много осталось в этой самой гонимой, наверное, ныне профессии, — вам, кто не предлагает «договориться», кто не заносит денег в суды, кто борется вместе с клиентом, который становится сначала другом, а потом братом, — спасибо. И я сниму шляпу перед Верховным судом — знаете, это было здорово. Это было суперпрофессиональное слушание — подготовленное, внимательное, честное. Верховный суд сделал для нас больше, чем мы могли мечтать. Да, он не удовлетворил наши надзорные жалобы, не прекратил дела — это было бы пафосно, но не то. Вторая судебная коллегия по уголовным делам под председательством судьи Шурыгина отменила приговор Пресненского районного суда в отношении моего мужа (8 лет лишения свободы) и все последующие судебные решения, включая хамское решение президиума Мосгорсуда, освободила мужа из заключения (об этом, впрочем, отдельный разговор) и отправила дело на новый судебный пересмотр. То есть Верховный суд дал нам с мужем удивительный шанс, который мы не должны упустить, — новое рассмотрение дает нам возможность доказать фальсификацию доказательств обвинения, ангажированность следствия и суда и подвести, если не заказчиков, то исполнителей, под обвинение. Причем Верховный суд шел к этому фактически рука об руку с нами, преодолевая дикое сопротивление Мосгорсуда, разбираясь в хитросплетениях предыдущих судебных костоломов и следствия. Как говорится, дай бог, не в последний раз. Давайте начнем пересматривать дела осужденных предпринимателей — многие из них осуждены заведомо незаконно, и вы об этом знаете. Давайте сделаем это. «Это нужно — не мертвым! Это надо — живым!» Сейчас я еду за мужем в зону. В зоне мне его не отдадут — ибо таковы странные порядки русской тюрьмы. Мы с мужем долго и упорно изучали УИК, читали комментарии, и вот что можем сказать: как посадить — в УИК подробно разъяснено, а как выпустить — фиг. Тюремщики обычно держат людей долго и незаконно, ожидая письма из суда с синей печатью, — то есть фактически они считают, что почта главнее суда. Таких случаев тысячи. Еще раз: сие незаконно. В связи с чем в среду буду по любому забирать мужа из тюрьмы, где он привольно расположился на деньги налогоплательщиков уже совершенно незаконно. Пусть попробуют мне препятствовать — придется идти к прокурору и писать заявление о незаконном удержании гражданина Козлова неизвестными мне лицами по не известной никому причине. Ну или по причине идиотизма, если угодно. Потом мы поедем в Пермь. В Перми у нас много друзей — как из старой жизни, так и из новой, люди искали меня в интернете, предлагали помощь и серьезно помогали. Мы остановимся в гостинице «Урал» — это единственная в Перми гостиница, которая согласилась принять нас с котом по кличке Чуйка, мы забираем его из зоны. Пол кота неизвестен, ибо ему три недели от роду, а спецов по определению кото-пола в нашей зоне нет. Маму кота Чуйки зона нам не отдает: она знатная крысоловка, это общее достояние. А уж потомок крысоловки точно наш. А потом мы приедем в «Новую газету». Для «Новой» я приобрету отдельную шляпу и сниму обе. Если честно, я надеюсь здесь заплакать. Я не плакала три года — не знаю почему. Как-то не плакалось, зажалось всё в узелок. Пора расслабиться, хоть на вечер. Да собственно, ровно на один вечер — впереди долгий судебный процесс, впереди судебные битвы и — я уверена — много новых побед. Не моих — наших. Журналистов, зэков и зэчек, друзей и подруг, адвокатов и судей — любимых людей, знакомых и незнакомых. Мы с мужем не уйдем из тюрьмы. Это уже невозможно. Мы слишком много об этом знаем. Мы любим вас. И мы ненавидим их. Упырей, которые боятся света. Хорошо, что хоть чего-нибудь они боятся. Простите за пафос. Такой уж у меня день сегодня. Ольга Романова

Женщина и любовь против тюрьмы и государства

Владелец компании «Финвест» Алексей Козлов был арестован в 2008 году, а в 2009-м осужден на 8 лет за мошенничество в особо крупном размере. Его жена, журналистка Ольга Романова, предполагает, что бизнесмена упрятал за решетку его партнер, бывший сенатор Владимир Слуцкер. Она борется за честь мужа и сделала из его дела символ бессовестности власти и судебного произвола. На очевидные нарушения, допущенные в ходе судебного следствия, не так давно указал Верховный суд России. Романова, убежденная в том, что муж будет в конце концов освобожден и оправдан, в последние годы стала своего рода народной заступницей, за помощью к которой обращаются родственники людей, осужденных за экономические преступления. Фото: Юлия Балашова Секрет любви к Ольге Романовой состоит, в сущности, только лишь в том, что Ольга Романова каким-то тайным образом знает и любит вас еще до того, как вы успеваете узнать и полюбить Ольгу Романову. Вы, может быть, встречали этот редкий тип людей, которых следовало бы сторониться и искренне ненавидеть за то, что они различают в вас одни только пустяки. Почему-то они придают огромное значение именно мелочам, которые обычно не кажутся существенными, но на самом деле составляют вашу подлинную суть. Например, вы совсем ничего не умеете, но иногда стираете носки. И люди типа Ольги Романовой будут говорить об этом прямо, громко, во всеуслышание, как о единственном достоинстве мироздания: — Марианна!!! Погляди-ка! Вот! Вот это и есть тот самый король стирки носков, о котором мы с тобой мечтали, когда еще были босыми зассыхами, а он уже мог бы обратить на нас с тобой хоть какое-то внимание! Обаяние Романовой губительно еще и потому, что она относится к так называемому невообразимому типу женщин. То есть нет никакой необходимости мечтать об Ольге Романовой или пытаться представить ее себе. К счастью, она уже есть у вас, с самого рождения. Остается только дождаться чуда и встретить ее, чтобы сразу понять: вместе вы уже ели, спали, любили и ненавидели всю предыдущую жизнь, так что можете наконец-то расслабиться и получить от этого нелепого кошмара свое законное удовольствие. Из-за этих особенностей почти невозможно вспомнить, зачем и как именно вы познакомились с Ольгой Романовой, когда и какого черта виделись в прошлый раз. Вообще рассказывают, что она журналистка, и даже телевизионная журналистка, и даже острая публицистка, и лауреат даже двух премий ТЭФИ, и я ее в качестве журналистки вынужден был даже как-то знать, но даже это не кажется мне таким уж убедительным объяснением. Может быть, Романова вообще присуща всем нам, как суеверие или комплекс вины перед самими собой, так что полная ясность с ней никогда и не требуется. Одно я могу сказать определенно: в прошлый раз мы встречались еще до всей этой нашумевшей истории с ее мужем, бизнесменом Алексеем Козловым, которого посадили на восемь лет за мошенничество в особо крупном размере, а Романова публично обвинила власти в неправомерности и лживости этого приговора. Почему-то мы оказались тогда в небольшой компании незнакомых мне людей на летней веранде ресторана в районе Столешникова переулка. Ольга Евгеньевна пили белое вино, курили сигарету и голосили на половину Москвы: – О сенсей! Ты не представляешь себе! Вот! Вот эта женщина, вот посмотри на нее, она моя подруга, и она настоящая королева силиконовых сисек! И что ты думаешь, о сенсей?! Оказывается, силиконовые сиськи делают не для того, чтобы их трогали мужчины! Потому что кто же им даст трогать своими грязными дрожащими руками такие огромные бабки! На днях мы снова увиделись с Романовой в ресторане с названием не то «Бьянко», не то «Россо», и, казалось бы, эти разные по времени события не отделяла друг от друга какая-то особенная суть. Просто к вину и сигарете добавились теперь ноутбук и вай-фай, а Ольга Евгеньевна, как обычно, откидываясь чуть вправо и назад, делали широкие театральные жесты свободными руками и говорили, как радиоприемник, объявляющий о победе в кровопролитной и продолжительной войне: — О сенсей! Вообрази! Вот он! Вот он, этот великий человек Александр Гольдман! По делу ЮКОСа он отсидел шесть лет, освободился по УДО! Красавица Лена вышла за него замуж прямо в колонии. Сенсей, он пишет потрясающие сказки про говорящий велосипед! Саша! Саша, сейчас же покажи ему свои сказки! А вот! Вот идет наш брат Вова Осечкин! Че Гевара российского бизнеса! Невероятный красавец, он сидел… Ну и так далее… Иными словами, Романова проводила в ресторане встречу бывших заключенных и адвокатов с женами и близкими людей, которые пока сидят. Поскольку не все еще пришли со своими скорбями, ненавистями и печалью, у нас оставалось немного времени поболтать об ужасах любви. В частности, бизнесмен Алексей Козлов оказался четвертым мужем Ольги Романовой, с которым она не знала, что делать, и думала, не развестись ли, пока его не арестовали три года назад. Он явно собирался стать миллиардером, и Ольге Евгеньевне это тогда казалось так скучно, что нынешние хлопоты по освобождению супруга и восстановлению справедливости она считает самыми счастливыми годами жизни в законном браке с мужчиной, который запомнился ей когда-то тем, что плохо играл в преферанс. Впрочем, чтобы понять все эти сложные чувства журналистки, потребуется краткая и простая ретроспектива ее неистовых отношений с действительностью. Первым мужем Романовой был цеховик по имени Юрий Рабинович, носивший еще при советской власти итальянские джинсы Rifle, шивший костюмы из финского трикотажа и торговавший ими не как все, около валютной «Березки», а непосредственно в ней. В 1989 году Ольга Евгеньевна вышла замуж по расчету. Ей захотелось уехать в Америку с секретарем парткома организации «Союзнефтеэкспорт» Владимиром Ефремовым, которому для продолжения карьеры выездного мужчины как раз срочно требовалась официальная супруга. Этот эпизод разумной близости развил артистический, то есть иррациональный, талант Романовой — целый год в Нью-Йорке в ресторане «Черное море» она пела на разогреве у знаменитой Любы Успенской произведения типа «Графиня, мне приснились ваши зубы» и «Зачем вам знать чужую Аргентину?» В суровую годину падения советской власти Романова плюнула на США и карьеру дивы эмигрантского ресторана. Она вернулась на родные баррикады, где, сражаясь за свободу России среди людей с экзотическими теперь фамилиями Заславский или, например, Станкевич, вдруг встретила красавца Иванова, блондина в джинсах Levi’s. Кроме умения выражать недоверие к коммунистическим идеалам на русском языке, красавец Иванов обладал еще и способностью объясняться по-датски. Однако красавец Иванов так и не смог искренне разделить увлечение Романовой игрой в преферанс, в результате чего она и познакомилась с финансистом Алексеем Козловым. В 2005 году Ольга Евгеньевна неудачно постригла когти собственной собаке Масе, и животное было в крови. Обе пошли заливать это горе в бар, где Романова в присутствии обезумевшей Маси и получила от Козлова предложение идти за него замуж, бегло рассмотрела его и немедленно согласилась. В 2008 году Алексея Козлова, владельца компании «Финвест», разругавшегося с партнером, бывшим сенатором Владимиром Слуцкером, арестовали. В 2009-м приговорили к восьми годам лишения свободы. — И знаешь, сэнсей, это было очень странное, совершенно новое для меня ощущение, — сказала мне Романова, делая крупный глоток из бокала с белым вином. — Поверишь, когда мне показалось, что я схожу с ума, я пошла к психиатрам. Они дали мне упаковку таблеток для настоящих психически больных людей. Вот она! Вот! Погляди! Это потрясающие таблетки, сэнсей! Я всегда ношу их с собой три последних года. Вот! Видишь? Здесь нет одной таблетки. Я подарила ее одной безутешной итальянской балерине. Видишь ли, я вообще выросла в условиях, близких к боевым. Все-таки моя бабушка Клавдия Петровна была зубным техником и умудрялась содержать на нашей кухне частный кабинет. Я много раз видела обыски и знаю, как прятать золото в шубах и вывешивать их за окно. Так что, наверное, не так страшно было оказаться после ареста мужа в полном вакууме, лишиться знакомых, друзей и стать чем-то вроде опасного проклятия. Жутко было другое. Знаешь, в школе у меня была одноклассница Рита, а у нее был кот. Обычный кот, ничего особенного. Но однажды на улице ее поймали местные хулиганы, держали за руки и на ее глазах медленно убивали этого несчастного кота. Вот и я, как эта Рита, стала после ареста мужа совершенно другим существом. Жизнь другой Ольги Романовой устроена теперь примерно так. До субботы она не спит. Днем встречается с людьми типа меня, чтобы обнадежить их и сказать, как прекрасно стирают они свои носки и как грандиозно смотрится их силиконовая грудь. Потом она посещает суды, составляет жалобы и запросы, сводит знакомых адвокатов и бывших заключенных с женами и родственниками несправедливо осужденных. Ночью пишет заметки в газеты и журналы, а потом наступает следующее утро. В субботу Ольга Романова спит. Накануне следующей недели она ложится в ванную, кладет на глаза косметические мешочки с гелем и пытается объяснить собаке Масе, что не хочет идти с ней гулять. Время от времени Ольге Романовой с зоны в Пермском крае звонит муж Алексей Козлов. И тогда она говорит примерно так: — Вот! Вот он! Этот потрясающий человек, мой невинно осужденный муж Козлов! На, поговори с ним, скажи ему… — А-а-а-а-а. М-м-м-м-м. Алексей, здравствуйте, — мычу я в трубку мобильного телефона. — Знаете, мне кажется, всякий мужчина должен сказать вашей жене спасибо за то, что она так сражается за вас… М-м-м. Вот я передаю ей телефон. — Ну вот видишь, — объявляет Романова весело, — я же говорю тебе: когда ты выйдешь, тебе у нас не понравится. — Романова, — говорю я ей напоследок, перед тем как она отправится проводить собрание бывших зэков и их несгибаемых жен в ресторане не то «Россо», не то «Бьянко». — Не могу отказать себе в удовольствии задать тебе самый идиотский на свете вопрос. В чем смысл жизни, Романова? — Конечно, в радости, сэнсей. По-моему, это очевидно. Сергей Мостовщиков