понедельник, 19 марта 2012 г.
Ка 52 искали 12 часов
Хроника трагедии всем уже известна. Напомню кратко. В понедельник вечером в 21:00 двухместный Ка-52 поднялся в воздух с аэродрома Центра переучивания и боевого применения ВВС, расположенного недалеко от города Торжок. Всего через пять минут, как сообщили на следующий день представители министерства обороны, радиосвязь с экипажем прервалась. Если судить по этому официальному заявлению, то получается, что машину в полете не сопровождали радары, а местонахождение ее фиксировалось лишь на основании докладов экипажа по рации. Обломки вертолета нашли через двенадцать часов, в 08:45 во вторник, 13 марта. По первоначальному заявлению представителей министерства обороны, штурман Максим Федоров к тому времени был уже мертв, а летчик Дмитрий Ракушкин еще жив, и скончался он по пути в больницу.
Итак, упавший вертолет был обнаружен лишь через двенадцать часов после падения, в 10 километрах северо-западнее аэродрома «Торжок». То есть, раненый пилот, возможно, находившийся без сознания, половину суток лежал на морозе в снегу среди обломков своей машины – практически рядом с базой. Более чем вероятно: летчик погиб лишь потому, что ему вовремя не оказали медицинскую помощь.
Вертолет упал не в горном ущелье, не в глухой тайге за сотни верст от населенных пунктов. И нашли его пешие группы, а не с воздуха буквально в двух шагах от базы. В каком веке мы живем?!
Почему не было радиолокационного сопровождения машины? Если бы оно было, то координаты места, где воздушный объект исчез с экрана радара, был бы определен сразу, и тупо прочесывать местность не было бы никакой нужды. Был ли утвержденный маршрут полета? Сообщается, что был, даже опубликована карта предполагавшегося полета. Но в таком случае вообще непонятно, почему пропавшую машину искали. За пять минут она могла улететь максимум на 10-15 километров, и отправить по проложенному маршруту спасательный вертолет надо было немедленно. Этого не сделали! Хотя уже появились сообщения о самоотверженности поисковиков: будто бы в предполагаемый район падения выдвинули аж 300 человек, 20 единиц наземной техники, в воздух подняли два вертолета. Только вот беда, ни у кого не было приборов ночного видения. Зачем вообще необходимо было это перенапряжение фактически слепых сил и средств?
О ночном видении стоит сказать отдельно.
По мнению разработчиков инфракрасных и тепловизионных приборов, упавший Ка-52 можно было найти за считанные минуты.
Для этого над аэродромом требовалось поднять на высоту три-четыре километра вертолет, снабженный мощной техникой ночного видения, и прокрутить его вокруг своей оси, хотя логичнее было бы все-таки лететь по маршруту. Но, даже зависнув над базой, вертолет с тепловизором наверняка зафиксировал бы дышащую жаром на снегу груду металла – того, что осталось от Ка-52 - даже на расстоянии 10 километров. Впрочем, и обычный Ми-8, если бы в нем находился человек со специальными очками ночного видения на глазах, летя по маршруту «Аллигатора», зафиксировал бы горячие обломки через те же пять минут, что длился последний полет Ка-52.
Впрочем, таких чудо-очков в Центре могло и не быть. Они же ведь для отечественных ВВС все еще именно «чудо», хотя во всем мире используются лет двадцать. Зато в Торжке есть целая эскадрилья ночной версии известного «крокодила» - Ми-24ПН. Когда-то их шумно рекламировали - как прорыв в боевом применении классических вертолетов. Машины оснащены специальными приборами, которые позволяют летать и вести боевые действия ночью. Первые Ми-24ПН были доставлены в Торжок еще в 2005-м. И уже несколько лет про ночные достижения этих «вертушек» ничего не слышно. Скорее всего, никаких таких достижений попросту нет.
Однако в Центре боевой подготовки и переучивания персонала постоянно находятся новейшие Ми-28Н «Ночной охотник». Они вроде бы специально созданы для ночной охоты. По идее, Ми-28Н, поднятый в воздух по тревоге, должен был за три минуты - скорость полета у него большая - выйти в точку падения «Аллигатора» и выдать точные координаты места трагедии. Дело в том, что Ми-28Н предназначен, в первую очередь, для поражения вражеской наземной бронетехники в темноте и тумане, и его приборы особо чутко реагируют на тепловое излучение металла. А ясной ночью 12 марта газотурбинные двигатели Ка-52 были еще очень горячими. Более того, «Ночной охотник» имеет специальный отсек, в котором можно разместить двух раненых людей для их эвакуации с поля боя.
То есть, чисто теоретически, экипаж Ми-28Н мог в одиночку найти и спасти хотя бы командира упавшего вертолета Дмитрия Ракушкина. Ни в теории, ни в практике этого не произошло.
А может быть, Ми-28Н, как и Ми-24ПН, на самом-то деле ночью ничего не видит, и громкое имя дано только для громкости? Жаль, если так…
В промышленности специально для вертолетов давно разработаны очень надежные и весьма эффективные радиомаяки. Есть даже конструкции, причем это российское ноу-хау, в которых вся информация о полете фиксируется в сжатом виде на специальном и очень прочном носителе. В случае падения летательного аппарата за доли секунды в эфир уходит мощный сигнал, в котором передаются данные о последних минутах полета и точные координаты места крушения. Сигнал ловят специально настроенные антенны на земле и антенны опять же специальных космических аппаратов. Поиск упавшей машины становится делом чисто техническим, при том, что причина трагедии может быть установлена еще до нахождения самих носителей – «черных ящиков» нового поколения. Все это есть, но только в единичных образцах, на выставках, а не в войсках.
Нежелание ставить на свои боевые самолеты и вертолеты такую аппаратуру военные объясняют по-разному. Когда-то ссылались на нехватку средств. Потом придумали «секретный» повод. Будто бы сигнал с такого маяка первыми поймают враги, и первыми же найдут некие упавшие секреты, а также установят слабые места наших крылатых и винтокрылых аппаратов. И все доводы о том, что сигнал может быть надежно зашифрован, до «персонала» в погонах не доходят.
Сейчас уже появляются первые версии крушения Ка-52 в Торжке. Так как «черные ящики» сохранились хорошо, причины трагедии установят в ближайшее время. Но в данном случае, суть не в самой катастрофе, а в ее развитии.
В истории авиации еще не было случая, чтобы машину, упавшую в десяти километрах от аэродрома и лежащую на открытой площадке, искали половину суток. И если Дмитрий Ракушкин действительно был еще жив через двенадцать часов после катастрофы, а не погиб сразу, то говорить просто не о чем. И вердикт высоких комиссий о причинах падения Ка-52 просто неинтересен. Если сегодня даже в Центре боевого применения и переучивания авиационного персонала Армейской авиации нет нормального радиолокационного сопровождения полетов новых машин, если там же нет по-настоящему эффективной и мобильной поисково-спасательной службы, то есть ли все это в войсках?
Сергей Михайлов
Итак, упавший вертолет был обнаружен лишь через двенадцать часов после падения, в 10 километрах северо-западнее аэродрома «Торжок». То есть, раненый пилот, возможно, находившийся без сознания, половину суток лежал на морозе в снегу среди обломков своей машины – практически рядом с базой. Более чем вероятно: летчик погиб лишь потому, что ему вовремя не оказали медицинскую помощь.
Вертолет упал не в горном ущелье, не в глухой тайге за сотни верст от населенных пунктов. И нашли его пешие группы, а не с воздуха буквально в двух шагах от базы. В каком веке мы живем?!
Почему не было радиолокационного сопровождения машины? Если бы оно было, то координаты места, где воздушный объект исчез с экрана радара, был бы определен сразу, и тупо прочесывать местность не было бы никакой нужды. Был ли утвержденный маршрут полета? Сообщается, что был, даже опубликована карта предполагавшегося полета. Но в таком случае вообще непонятно, почему пропавшую машину искали. За пять минут она могла улететь максимум на 10-15 километров, и отправить по проложенному маршруту спасательный вертолет надо было немедленно. Этого не сделали! Хотя уже появились сообщения о самоотверженности поисковиков: будто бы в предполагаемый район падения выдвинули аж 300 человек, 20 единиц наземной техники, в воздух подняли два вертолета. Только вот беда, ни у кого не было приборов ночного видения. Зачем вообще необходимо было это перенапряжение фактически слепых сил и средств?
О ночном видении стоит сказать отдельно.
По мнению разработчиков инфракрасных и тепловизионных приборов, упавший Ка-52 можно было найти за считанные минуты.
Для этого над аэродромом требовалось поднять на высоту три-четыре километра вертолет, снабженный мощной техникой ночного видения, и прокрутить его вокруг своей оси, хотя логичнее было бы все-таки лететь по маршруту. Но, даже зависнув над базой, вертолет с тепловизором наверняка зафиксировал бы дышащую жаром на снегу груду металла – того, что осталось от Ка-52 - даже на расстоянии 10 километров. Впрочем, и обычный Ми-8, если бы в нем находился человек со специальными очками ночного видения на глазах, летя по маршруту «Аллигатора», зафиксировал бы горячие обломки через те же пять минут, что длился последний полет Ка-52.
Впрочем, таких чудо-очков в Центре могло и не быть. Они же ведь для отечественных ВВС все еще именно «чудо», хотя во всем мире используются лет двадцать. Зато в Торжке есть целая эскадрилья ночной версии известного «крокодила» - Ми-24ПН. Когда-то их шумно рекламировали - как прорыв в боевом применении классических вертолетов. Машины оснащены специальными приборами, которые позволяют летать и вести боевые действия ночью. Первые Ми-24ПН были доставлены в Торжок еще в 2005-м. И уже несколько лет про ночные достижения этих «вертушек» ничего не слышно. Скорее всего, никаких таких достижений попросту нет.
Однако в Центре боевой подготовки и переучивания персонала постоянно находятся новейшие Ми-28Н «Ночной охотник». Они вроде бы специально созданы для ночной охоты. По идее, Ми-28Н, поднятый в воздух по тревоге, должен был за три минуты - скорость полета у него большая - выйти в точку падения «Аллигатора» и выдать точные координаты места трагедии. Дело в том, что Ми-28Н предназначен, в первую очередь, для поражения вражеской наземной бронетехники в темноте и тумане, и его приборы особо чутко реагируют на тепловое излучение металла. А ясной ночью 12 марта газотурбинные двигатели Ка-52 были еще очень горячими. Более того, «Ночной охотник» имеет специальный отсек, в котором можно разместить двух раненых людей для их эвакуации с поля боя.
То есть, чисто теоретически, экипаж Ми-28Н мог в одиночку найти и спасти хотя бы командира упавшего вертолета Дмитрия Ракушкина. Ни в теории, ни в практике этого не произошло.
А может быть, Ми-28Н, как и Ми-24ПН, на самом-то деле ночью ничего не видит, и громкое имя дано только для громкости? Жаль, если так…
В промышленности специально для вертолетов давно разработаны очень надежные и весьма эффективные радиомаяки. Есть даже конструкции, причем это российское ноу-хау, в которых вся информация о полете фиксируется в сжатом виде на специальном и очень прочном носителе. В случае падения летательного аппарата за доли секунды в эфир уходит мощный сигнал, в котором передаются данные о последних минутах полета и точные координаты места крушения. Сигнал ловят специально настроенные антенны на земле и антенны опять же специальных космических аппаратов. Поиск упавшей машины становится делом чисто техническим, при том, что причина трагедии может быть установлена еще до нахождения самих носителей – «черных ящиков» нового поколения. Все это есть, но только в единичных образцах, на выставках, а не в войсках.
Нежелание ставить на свои боевые самолеты и вертолеты такую аппаратуру военные объясняют по-разному. Когда-то ссылались на нехватку средств. Потом придумали «секретный» повод. Будто бы сигнал с такого маяка первыми поймают враги, и первыми же найдут некие упавшие секреты, а также установят слабые места наших крылатых и винтокрылых аппаратов. И все доводы о том, что сигнал может быть надежно зашифрован, до «персонала» в погонах не доходят.
Сейчас уже появляются первые версии крушения Ка-52 в Торжке. Так как «черные ящики» сохранились хорошо, причины трагедии установят в ближайшее время. Но в данном случае, суть не в самой катастрофе, а в ее развитии.
В истории авиации еще не было случая, чтобы машину, упавшую в десяти километрах от аэродрома и лежащую на открытой площадке, искали половину суток. И если Дмитрий Ракушкин действительно был еще жив через двенадцать часов после катастрофы, а не погиб сразу, то говорить просто не о чем. И вердикт высоких комиссий о причинах падения Ка-52 просто неинтересен. Если сегодня даже в Центре боевого применения и переучивания авиационного персонала Армейской авиации нет нормального радиолокационного сопровождения полетов новых машин, если там же нет по-настоящему эффективной и мобильной поисково-спасательной службы, то есть ли все это в войсках?
Сергей Михайлов
Подписаться на:
Сообщения (Atom)
