Максим ВИТОРГАН родился в актёрской семье и пошёл по стопам родителей. Широкой аудитории он известен как диджей Макс из «Дня выборов», а эстетам – как актёр чеховского театра. В последнее время Максим также прославился активным участием в протестном движении: отслеживал и обнародовал фальсификации выборов, выступал на митингах, посетил Астрахань в момент социальной напряжённости.
Неудобная мода
– На наше предложение поговорить о политике вы сказали, что не политик. Где грань между политиком и общественным деятелем?
– Политик – тот, для кого это профессия. Кто стремится избираться или назначаться в органы государственного управления, кто продумывает пути развития государства. И этим зарабатывает себе на жизнь и людям на радость. У меня же профессия несколько иная, хотя и мне платят за доставляемое людям удовольствие. Но это удовольствие и деньги другого порядка. Так что в политическом контексте со мной можно говорить только как с человеком и гражданином, у которого есть право выбирать себе политическую власть путём открытых, честных, демократических выборов. Как-то так, по-моему, я в книжке читал. «Конституция» называется.
– Некоторые считают, что протест нынче – модный тренд. В пример приводят Ксению Собчак.
– Во-первых, я не против того, чтобы Собчак приводили в пример, она кажется мне человеком умным, искренним и смелым. Я понимаю, что после этих слов многие порвали газету на мелкие кусочки и съели. Остальным же хочу сказать: друзья, попробуйте сами! И на собственном опыте узнайте, из чего можно извлечь больше выгоды – из протеста или из лояльности.
Какой, на ваш взгляд, будет реакция продюсеров на нелестные мои высказывания о власти (а я нет-нет да где-нибудь что-нибудь ляпну)? Вариант первый: «О, я вообще-то хотел на эту роль другого артиста, но возьму Виторгана за его гражданскую позицию». Вариант второй: «О, я хотел Виторгана взять, но лучше не рисковать, мне же ещё фильм на канал продавать». Какой вариант кажется вам более реальным? Во-во! Я бы с удовольствием не занимался протестом этим, но мне людей жалко. Они же сограждане мои.
– Народ вам сказал, что страдает, или вы сами так решили?
– Совсем необязательно, чтобы народ мне об этом говорил. Я, между прочим, и сам – народ. Униженный человек есть униженный человек, независимо от того, осознаёт ли он своё унижение. Мы все униженные и оскорблённые. Ложью и беззаконием, возведёнными в ранг государственной политики. И если кто-то не видит, к примеру, связи между свободой информации и размером пенсии или наличием независимого суда и чистотой в подъезде, то это не значит, что этой связи нет.
– Классик писал, что радеющая за народ интеллигенция отворачивается от народа, если тот не соответствует её представлениям о нём.
– В этом есть правда, сохраняющаяся по сей день. Находясь в Астрахани, я общался с разными людьми, и реагировали они по-разному. Каждый по-своему справляется с происходящим. У кого-то – апатия (всё равно, мол, ничего не исправить), у кого-то, кто верит телевизору, – агрессия по отношению к протестующим. Конечно, есть повод для уныния – я борюсь с ним ежедневно. Не уверен, что меня надолго хватит. Не хочу жаловаться – это мой выбор, и никто меня не заставляет. Но достаточно тяжело находиться на таких позициях: бессильная злоба охватывает, беспросветность. Это очень громко звучит, даже неловко это произносить, однако я нашёл для себя зацепку. С людьми надо общаться, разговаривать. Даже если они плохо относятся к тебе, к твоей позиции. Я изо всех сил стараюсь не только не отвечать на хамство хамством, но перетянуть человека на другой уровень, другой тон общения. Это, конечно, требует серьёзных усилий и удаётся не всегда, но когда удаётся – тогда становится ясно: они тебе не противники. Они хотят того же самого, просто иначе это ощущают и формулируют. В главном мы сходимся.
Враг поневоле
– Значит, не обижаетесь на непонимание?
– Бывает, что и обижаюсь от собственной слабости, но дело не в этом. Мы должны бороться за людей – за каждого человека, который не встроен в эту вертикаль, не получает от неё никакой выгоды. Вертикаль занимается исключительно самообеспечением и лишь бросает в социалку подачки, чтобы не было голодного бунта. А людей она стравливает, разделяет по любому признаку – политическому, социальному, географическому (первое, что я слышал от прокремлёвских деятелей в Астрахани: «Езжай в свою Москву!»). Бесспорно, это эффективно для нынешней модели управления государством, но это подло. Выход один: люди должны быть упрямы и терпеливы. И не должны поддаваться на провокации. Я с огромным уважением отношусь к тому порыву на Баррикадной, когда протестующие окружили автозак, в котором полицейские заперли ни за что их товарищей. Прекрасный порыв, такая солидарность очень трогает. Но это была полицейская провокация. Им так яснее и проще.
– Чем же?
– Существовать без врага власть не умеет. Ей необходимо состояние войны – вспомним, как Путин цитировал «Бородино» перед выборами. Власть решила, её враги – радикалы. Так проще – они действуют якобы вне правового поля, а значит, к ним можно применить силу. Поэтому власть распространяет этот ярлык на всех несогласных. Вот, мол, люди намеренно мешают деятельности представителей власти. Тех, кто обступает автозак, можно представить формальными нарушителями формального закона. Меня заклюют многие люди, с которыми я волею случая и в силу убеждений оказался в одной лодке, – но я думаю, что время для таких действий ещё не пришло. Правильнее – стоять и терпеть. Нет надежды, что власть эволюционирует в своих взглядах и посмотрит на людей по-другому. Нам надо выжидать и наращивать мышечную массу.
– Мышечную массу? Да вы как раз из радикалов…
– Я образно выражаюсь – имею в виду «мышечную массу» протеста, его численность. Есть смысл блокировать автозак тогда, когда действительно можно его заблокировать, а не продемонстрировать своё желание это сделать. Хотя, конечно, мне могут возразить, что такие попытки способствуют продолжению. Я не разбираюсь в тактике уличного протеста.
– Можно более-менее представить, что в головах у радикалов. Но что в головах у ОМОНа?
– Я общался с омоновцами там же, на Баррикадной. В течение минут 30. Начал с двух, но постепенно собралось человек 10–12. Они разные, несмотря на все «промывки» мозгов. Один парень, молодой совсем, сказал: «Вас надо расстрелять, и дело с концом». Я спросил, скольких он готов расстрелять. «Да всех вас, кто на площади. И будет всё тихо, как в Белоруссии». Другие полицейские общались иначе – многие из них пытаются понять, что же в действительности происходит. Факт моего участия в протесте нарушил их картину мира. Им вдалбливают, что протест состоит из неудачников-маргиналов и наймитов Госдепа США. На неудачника я не похож – следовательно, мне должны были заплатить. Я сказал полицейским: «Как вы думаете, сколько мне заплатили, чтобы я пошёл под ваши дубинки?» Они согласились, что в их логике что-то не так.
Добро против зла
– Сожалеете, что не участвовали в Марше миллионов 6 мая?
– Сожалею о том, что не видел произошедшего своими глазами, но не о том, что не принял в этом участия. 6 мая показало: в стране нет лидеров. Ни с той, ни с другой стороны. Деятели оппозиции – организационные лидеры, но не духовные. Потому что духовный лидер думает о людях. Безусловно, главным провокатором столкновений я считаю власть, но оппозиционеры тоже могли не допустить этого, могли увести людей. Тем самым они бы сделали долгосрочное вложение в свою репутацию.
– Протест обвиняют в том, что он содержит больше предложений «против плохого», чем «за хорошее». Главным по-прежнему остаётся лозунг «Россия без Путина!»
– Речь не о том, чтобы убрать плохого Путина и поставить кого-то хорошего. Дело не в персоналиях, а в обязательной ротации власти. Какой бы ни был прекрасный глава государства, после двух сроков он должен навсегда уйти с высших постов. Это как проточная вода, которая сама себя очищает.
– Недавно вы в открытом письме обвинили коллег по профессии в том, что от них по всей стране кругами расходится порочная модель поведения.
– Крайне важно, что транслируют народу знаменитые люди. Если транслируют, что можно не бояться и иметь своё мнение, – это одно. А если участвуют в предвыборной программе Путина… Представьте: идёт хоккейный матч. У одной команды сначала отобрали клюшки, потом коньки, а потом и вовсе удалили её в раздевалку. А вторая команда лениво катается по льду и забивает в пустые ворота. Продолжать болеть за эту команду, кричать «молодцы, вперёд, ура, гол» – это странновато.
– То есть главная проблема – недостаток нравственности?
– Законность, гуманизм, солидарность и просвещение – вот чего не хватает. И вера, вера в самом широком смысле, в том числе вера в добро и зло. Есть целая категория людей моего социального среза, у которых в их «здравом», точнее циничном, отношении к происходящему произошёл сдвиг, подмена понятий. Резкий, публичный поступок (скажем, заданный нелицеприятный вопрос на политическую тему) – это ужас-ужас. А чокание бокалами на фуршете с вором или подлецом – это нормально.
– К вопросу о добре и зле. Протестующие, особенно молодёжь, воспринимают конфликт оппозиции и власти именно так – добро против зла, как в сказке – без полутонов.
– С таким подходом я совершенно не согласен. Я отношусь к оппозиционным лидерам осторожно и настороженно. Противостояние добра и зла – это не конфликт власти и оппозиции, а конфликт нравственности и безнравственности внутри каждого из нас. Политика на этом фоне мельчает. Да, я оказался с протестными лидерами по одну сторону баррикад, не нами построенных. На данном участке наши цели совпадают. Сомневаюсь, что так будет всегда. Уже сейчас мне не нравятся некоторые их методы.
О высоком
– Вы ощущаете в себе что-то базаровское?
– Нигилизма я не ощущаю – у меня возраст не тот, мне почти 40. Я не привношу ничего нового: все эти ценности давно известны и дают плоды – достаточно поездить по Европе. Там всё это неодинаково, имеет свои нюансы, свой колорит, но в целом я хотел бы жить так.
– Особую узнаваемость вы получили благодаря фильму (сперва спектаклю) «День выборов». Вы воспринимаете его как простую комедию или как нравственный посыл?
– Жизнь так повернулась, что это уже не смешно. Зрители на спектакле, конечно, обхохатываются, но сегодня он смотрится как детский лепет. Сейчас происходят такие вещи, на фоне которых он несерьёзен, хотя не так давно воспринимался как крамольный. Дело в том, что теперь уже несколько прорвана информационная блокада, а лет шесть назад она была значительно сильнее.
– Одна из первых ваших ролей в театре – Николай I в спектакле «Казнь декабристов». Вы вжились в логику диктатора?
– Если вы хотите провести аналогию с Путиным, то она совершенно неуместна. Спектакль – очень личностный. Он о том, как молодые люди, и в их числе Николай, справлялись с жерновами истории. О том, как трудно было Николаю нести груз ответственности и решать, что делать с властью, которая внезапно на него свалилась. А у Путина в его 60 лет – никаких колебаний. Думаю, он искренне верит, что выступления оппозиции оплачивает Госдеп США. Такова его система координат, замшелая и узкая. И в этом вся сложность ситуации. Он не человек XXI века. Сдвинуть его с таких позиций в таком возрасте практически невозможно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий