"Мой дедушка Яков Абрамович..., - говорю я иногда эпическим голосом во время каких-нибудь посиделок после двухсот на рыло. (Мы знали! Мы знали! - радуются собутыльники).
Да, так вот, мой дедушка Яков Абрамович вовсе не был моим дедушкой.
Дедушкой моим был Юрий Васильевич - человек с крайне энергичным и подвижным характером, из-за чего постоянно сидел то в тюрьме, то в немецком концлагере, а потом опять в тюрьме. Количество его детей до сих пор никем не учтено: среди них были даже азербайджанцы.
В последний, а правильнее сказать, в первый и последний раз я видел его за пару лет до его смерти в начале девяностых.
Это был очень аккуратный старичок в военной рубашке с хитрыми глазами, чем-то похожий на писателя Шолохова. Мы с ним выпили немного, поговорили про штрафную роту, про концлагерь Маутхаузен и генерала Карбышева, которого в этом концлагере превратили в ледяную глыбу.
Дед Юра, подобно писателю Достоевскому очень скверно отзывался о поляках: "Вот французы нормальные были - если придёт к ним посылка, то всегда поделятся. А эти - накроются одеялом и жрут по ночам".
Потом я сходил ещё за одной бутылкой, потом ещё за одной. В результате дед дотащил меня до дома, благо, было не очень далеко, уложил на койку и пошёл в кухню пить чай и любезничать с моей совсем тогда молодой женой.
Могучий был старик. Мне бы хоть половину.
Да, а бабушка Галина Алексеевна, святая женщина, долго этого деда терпела - родила от него двух детей, в том числе моего отца, но даже у самой святой женщины терпение в конце концов кончается. Так что когда уже после войны дедушка в очередной раз вернулся из лагеря или вообще непонятно откуда, бабушка его не пустила на порог и вышла замуж за Якова Абрамовича. Потому что надо же в конце концов хоть немного пожить спокойно. Тем более, что и бабушка тогда сама совсем недавно вышла из лагеря, в который попала по идиотскому доносу мерзавца-соседа. Пробыла там, правда, по тем временам, недолго - всего два года.
Отца моего и тётушку кормила её мать, моя прабабушка - баба Оля. Ну как кормила - нечем было кормить. Хозяйства-то толком никакого не было - муж бабы Оли как сел в тридцатом за то, что отказался кого-то раскулачивать, так и сидел до пятьдесят третьего. А без мужика в деревне какое хозяйство? Да ещё в семье врага народа.
Сердобольные казахи тайком забрасывали им по ночам в окно баурсаки (это такие пончики, испечённые на бараньем жире). Тем и жили.
А Яков Абрамович был человек видный: он был директором лучшего в городе ресторана, который в аэропорту.
Я его помню, хоть и маленький совсем был тогда: он был всегда весёлый, лысый и круглый.
Директору ресторана в общем-то вовсе не обязательно уметь готовить пищу, но готовил он её замечательно. Баба Оля, царствие ей небесное, при том, что была большой прибаутошницей и знала все самые глубинные тайны народной мудрости, славилась ещё тем, что из любого набора продуктов неизменно готовила абсолютно несъедобное блюдо, которое, едва понюхав, отказывались есть вообще все.
Яков же Абрамович, вернувшись с работы, тоже нюхал это блюдо, тоже морщился, но незаметно, так, чтобы не обидеть тёщу, чего-то туда подсыпал, подливал, подмешивал и непременно добавлял туда чайную ложечку сахара. После чего блюдо съедалось всей семьёй за пятнадцать секунд.
Умер он от рака когда мне было лет шесть. На похороны меня не повели, но потом я был с родителями, тётушками и бабушкой на кладбище. Там я собственными руками посадил в землю тоненький прутик в головах у не моего дедушки Якова Абрамовича.
Лет через двадцать пять я снова побывал на той могилке - там стоял огромный тополь. "Это ты посадил", - сказал отец. "Да помню", - сказал я. Тополя растут быстро.
А пару лет назад тётушка рассказала мне историю весёлого Якова Абрамовича.
Двадцати с небольшим лет от роду он, спрятанный на сеновале белорусскими соседями, наблюдал расстрел всей своей семьи. Потом как-то перешёл линию фронта, прибился к какой-то части и, как обычно говорят о ветеранах, дошёл до Берлина. И у меня в детстве была эта, оставшаяся от дедушки Якова Абрамовича, медаль "За взятие Берлина". И та самая медаль за город Будапешт была.
На что-то я их потом сменял, уже в школе, кажется на фантики от жвачки с миккимаусом. До сих пор стыдно.
А теперь, бляди, расскажите мне ещё что-нибудь про презрение потомков.
среда, 30 сентября 2009 г.
суббота, 26 сентября 2009 г.
среда, 23 сентября 2009 г.
Сталин-стандарт
Сталин-стандарт
Тайные протоколы августа 39-го как-то заслонили собой другие тайные протоколы – сентября 39-го. А ведь именно там – ключ к сталинским ноу-хау, благодаря которым он вошел в историю не как пособник нацистов, а как их сокрушитель. Те самые ноу-хау, которые были и остаются стандартом советской, а теперь и российской большой политики.
Чтобы отстоять за собой последнее слово во всемирном обмене упреками по поводу советско-германского пакта, сейм Польши принимает сейчас резолюцию по случаю семидесятилетия польского похода Красной армии. Данное событие аттестуется как агрессия с признаками геноцида.
Но это желание поставить окончательную идеологическую точку вряд ли исполнится. На днях ведь еще одно семидесятилетие – годовщина «Договора о дружбе и границе», заключенного в конце сентября 39-го, сразу после ликвидации Польши. Теми же высокими договаривающимися сторонами, что месяцем раньше заключали августовский пакт. С точно тем же составом исполнителей и в тех же самых кремлевских палатах.
По всем внешним признакам именно этот сентябрьский договор о дружбе и стал высшей точкой партнерства Германия – СССР.
За ночным, в сталинском вкусе, пиршеством берлинский гость Риббентроп внимал рассуждениям своего гостеприимца: «Советское правительство не собирается вступать в какие-нибудь связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Чемберлен – болван, а Даладье – еще больший болван… Если, вопреки ожиданиям, Германия попадет в тяжелое положение…, советский народ придет Германии на помощь…»
Риббентроп в ту минуту мог опасаться чего угодно, только не того, что семь лет спустя в Нюрнберге его отправят на виселицу судьи, назначенные не только «зажравшимися Англией, Америкой и Францией», но и любезным хозяином застолья. Хотя, будь поумнее, имел возможность и задуматься кое-над чем.
К сентябрьскому договору о дружбе тоже были приложены секретные протоколы, подправляющие прежние – те, которые прилагались к августовскому пакту о ненападении. В августовской спешке решили, что Германии отойдет Литва, а Советскому Союзу – коренная Польша вплоть до Вислы. А к сентябрю Сталин подумал и настоял на поправке: «Территория Литовского государства включается в сферу интересов СССР, …Люблинское воеводство и части Варшавского воеводства включаются в сферу интересов Германии…»
Так, отступив с Вислы на восток до линии, проведенной когда-то лордом Керзоном, Сталин зарезервировал возможность когда-нибудь восстановить Польшу в сотрудничестве с «болванами» из Британии и притом именно в границах, предложенных некогда одним из этих «болванов». Вряд ли это было предвидение. Скорее, открытость для любых вариантов и нежелание довести дружбу с Гитлером до вражды с его врагами.
Сталин и не хотел, и не умел ни с кем быть в одной лодке. Это был его имперский принцип. В середине 30-х он заигрывал с западными демократиями, надеясь, что они будут воевать с немцами. Когда выяснилось, что они именно от него ждут войны с немцами, он развернулся на 180 градусов и стал «другом» Гитлера. Но не союзником. Это было не его амплуа.
Весной 39-го Англия с Францией дали гарантии Польше и Румынии. Выполняя их, они объявили немцам войну, когда те напали на Польшу. Сталин твердо решил не оказаться лопухом, как Гитлер, не попасть под эти гарантии и выбрал день вторжения в Польшу с аптекарской точностью – когда польское правительство уже покинуло Варшаву и готовилось вообще бежать из страны. Париж и Лондон с облегчением обнаружили, что выполнять гарантии вроде бы не перед кем, а значит и войну Советскому Союзу можно не объявлять.
По той же причине разговор по душам с Румынией Кремль отложил до лета 40-го. Ультиматум с требованием вернуть Бессарабию она получила 26 июня. Дата была выбрана все с той же ювелирной точностью. Франция только что капитулировала, а англичане со дня на день ждали вторжения немцев. Ни Лондону, ни Парижу стало уж явно не до румынских гарантий.
Но хотя дело союзников выглядело проигранным, как раз 1 июля 1940-го Сталин сказал британскому послу Криппсу: «Мы можем сообщить, что у нас нет блока с Германией на предмет войны против Англии». Не потому что предвидел 45-й год, а так, в порядке напоминания об имперской самостоятельности. И был у Сталина еще и другой имперский принцип: если это не втягивает в большую войну, надо расширять сферу влияния. По всему западному периметру – от Карельского перешейка и до Буковины. Та осмотрительность, которой так не хватало Гитлеру, проявилась тогда во всем блеске. А вот дальновидность тут и не ночевала. Чрезмерное расширение империи через полвека очень способствовало ее распаду. Но Сталин смотрел вокруг, а не вперед. Как и его преемники, кстати.
Говорить, что гитлеризм и сталинизм – одно и то же, могут только те, кто не примерял эти режимы к собственным житейским обстоятельствам. Но нацистское вторжение 41-го года имело причиной уж никак не идейные расхождения. Расхождения были державные.
Имперские принципы Гитлера были гораздо проще и радикальнее сталинских: каждого, кто не стал сателлитом, надо разгромить, силен он или слаб. Сталин с теми, кто действительно силен, предпочитал не воевать, а если и воевать, то не в одиночку. Но он не мог ни стать чьим угодно вассалом, ни отказаться от расширения владений, так же как и от права самому определять, какие владения ему причитаются.
Эта неспособность подпадать под влияние роднила Сталина с Франко. Франко, хоть по-человечески и очень ладил с Муссолини и Гитлером, но втянуть себя в войну им не позволил, благодаря чему и уцелел вместе со своим режимом. А в распоряжении у Сталина была могучая держава, и он не просто спас режим, но и исполнил волю истории: разгромил нацистов.
В разгар борьбы Франклин Рузвельт выдвинул идею «четырех полицейских» (Америка, Британия, СССР, Китай) которым после победы над Осью суждено править миром, наводя порядок в своих владениях и добровольно подчиняясь сержанту – то есть, понятное дело, Соединенным Штатам. Вашингтонский мечтатель гордился тем, что приспособился ладить с самим Сталиным, не понимая, что сталинская большая политика в принципе исключает не только «сержантов», но и вообще любых постоянных союзников, с которыми приходилось бы держаться на равных.
После Второй мировой войны это стало видно сразу же. Не так быстро, но с такой же очевидностью обозначилось и другое:
советской сверхдержаве не хватало сил, чтобы справляться с остальным миром, опираясь только на себя и вассалов. Сталинские принципы начали давать осечку даже и в попытке дружить с одной-единственной амбициозной державой.
Двухмесячный заезд Мао Цзэдуна в Москву зимой 49-го – 50-го был совершенно не похож на молниеносные визиты Риббентропа. Кормчий умел считать ходы и выжал из Сталина куда больше, чем тот собирался дать. В отместку китайцев хитроумным маневром втравили в Корейскую войну, но интрига оказалась с червоточиной: Мао раз и навсегда затаил зло на «старшего брата».
Соотношение сил менялось уже не в пользу Москвы, спор авантюристов с «болванами» 39-го года стал историей, но и после Сталина большая советская политика, при всех стилистических новациях, подчинялась все тому же сталинскому стандарту.
Как и раньше, вместо установления мирных и деловых отношений с равносильными державами периодически организовывались крикливые «разрядки напряженности». При Сталине что-то похожее тоже не раз практиковалось, хотя и под другими вывесками, и, как и при нем, обязательно заканчивалось генеральной ссорой.
СССР так и прожил весь отведенный историей срок без единого сильного и добровольного союзника.
Как и при Сталине, балансируя на грани большого конфликта, лобового столкновения с соперниками все же старались избежать. Иногда это удавалось почти чудом, как в Карибском и Берлинском кризисах.
И, как при Сталине, имперскую сферу владений хранили и расширяли без оглядки на любые рациональные соображения – как в Будапеште, Праге и Кабуле.
Распад империи, ускоренный в том числе и верностью сталинским державным принципам, временно вывел их из обихода. Однако новые не прижились, и сталин-стандарт у нас сегодня опять в силе. Как и положено, в виде фарса.
Опять разыгрываются комбинации с международными прохиндеями. Только вот люди измельчали. То были наводящие ужас нацисты, грозные японцы, пламенные итальянские фашисты. А сейчас Чавес с Ахмадинеджадом. Да еще дряхленькие Кастро с Ортегой и шейх Насралла.
Зато опять, как в незабвенные годы, в приличном обществе ни единого друга. И опять поредевшую компанию крошек-сателлитов приводят к лояльности то таской, то лаской. Впрочем, не забыты и уроки сталинского реализма – до окончательного разрыва с теми, кто силен, дело стараются не доводить. Да и страшновато пробовать – вдруг не испугаются? Стандарт-то, он, конечно, прежний, да ведь держава-то другая.
ТЕКСТ: Сергей Шелин
Тайные протоколы августа 39-го как-то заслонили собой другие тайные протоколы – сентября 39-го. А ведь именно там – ключ к сталинским ноу-хау, благодаря которым он вошел в историю не как пособник нацистов, а как их сокрушитель. Те самые ноу-хау, которые были и остаются стандартом советской, а теперь и российской большой политики.
Чтобы отстоять за собой последнее слово во всемирном обмене упреками по поводу советско-германского пакта, сейм Польши принимает сейчас резолюцию по случаю семидесятилетия польского похода Красной армии. Данное событие аттестуется как агрессия с признаками геноцида.
Но это желание поставить окончательную идеологическую точку вряд ли исполнится. На днях ведь еще одно семидесятилетие – годовщина «Договора о дружбе и границе», заключенного в конце сентября 39-го, сразу после ликвидации Польши. Теми же высокими договаривающимися сторонами, что месяцем раньше заключали августовский пакт. С точно тем же составом исполнителей и в тех же самых кремлевских палатах.
По всем внешним признакам именно этот сентябрьский договор о дружбе и стал высшей точкой партнерства Германия – СССР.
За ночным, в сталинском вкусе, пиршеством берлинский гость Риббентроп внимал рассуждениям своего гостеприимца: «Советское правительство не собирается вступать в какие-нибудь связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Чемберлен – болван, а Даладье – еще больший болван… Если, вопреки ожиданиям, Германия попадет в тяжелое положение…, советский народ придет Германии на помощь…»
Риббентроп в ту минуту мог опасаться чего угодно, только не того, что семь лет спустя в Нюрнберге его отправят на виселицу судьи, назначенные не только «зажравшимися Англией, Америкой и Францией», но и любезным хозяином застолья. Хотя, будь поумнее, имел возможность и задуматься кое-над чем.
К сентябрьскому договору о дружбе тоже были приложены секретные протоколы, подправляющие прежние – те, которые прилагались к августовскому пакту о ненападении. В августовской спешке решили, что Германии отойдет Литва, а Советскому Союзу – коренная Польша вплоть до Вислы. А к сентябрю Сталин подумал и настоял на поправке: «Территория Литовского государства включается в сферу интересов СССР, …Люблинское воеводство и части Варшавского воеводства включаются в сферу интересов Германии…»
Так, отступив с Вислы на восток до линии, проведенной когда-то лордом Керзоном, Сталин зарезервировал возможность когда-нибудь восстановить Польшу в сотрудничестве с «болванами» из Британии и притом именно в границах, предложенных некогда одним из этих «болванов». Вряд ли это было предвидение. Скорее, открытость для любых вариантов и нежелание довести дружбу с Гитлером до вражды с его врагами.
Сталин и не хотел, и не умел ни с кем быть в одной лодке. Это был его имперский принцип. В середине 30-х он заигрывал с западными демократиями, надеясь, что они будут воевать с немцами. Когда выяснилось, что они именно от него ждут войны с немцами, он развернулся на 180 градусов и стал «другом» Гитлера. Но не союзником. Это было не его амплуа.
Весной 39-го Англия с Францией дали гарантии Польше и Румынии. Выполняя их, они объявили немцам войну, когда те напали на Польшу. Сталин твердо решил не оказаться лопухом, как Гитлер, не попасть под эти гарантии и выбрал день вторжения в Польшу с аптекарской точностью – когда польское правительство уже покинуло Варшаву и готовилось вообще бежать из страны. Париж и Лондон с облегчением обнаружили, что выполнять гарантии вроде бы не перед кем, а значит и войну Советскому Союзу можно не объявлять.
По той же причине разговор по душам с Румынией Кремль отложил до лета 40-го. Ультиматум с требованием вернуть Бессарабию она получила 26 июня. Дата была выбрана все с той же ювелирной точностью. Франция только что капитулировала, а англичане со дня на день ждали вторжения немцев. Ни Лондону, ни Парижу стало уж явно не до румынских гарантий.
Но хотя дело союзников выглядело проигранным, как раз 1 июля 1940-го Сталин сказал британскому послу Криппсу: «Мы можем сообщить, что у нас нет блока с Германией на предмет войны против Англии». Не потому что предвидел 45-й год, а так, в порядке напоминания об имперской самостоятельности. И был у Сталина еще и другой имперский принцип: если это не втягивает в большую войну, надо расширять сферу влияния. По всему западному периметру – от Карельского перешейка и до Буковины. Та осмотрительность, которой так не хватало Гитлеру, проявилась тогда во всем блеске. А вот дальновидность тут и не ночевала. Чрезмерное расширение империи через полвека очень способствовало ее распаду. Но Сталин смотрел вокруг, а не вперед. Как и его преемники, кстати.
Говорить, что гитлеризм и сталинизм – одно и то же, могут только те, кто не примерял эти режимы к собственным житейским обстоятельствам. Но нацистское вторжение 41-го года имело причиной уж никак не идейные расхождения. Расхождения были державные.
Имперские принципы Гитлера были гораздо проще и радикальнее сталинских: каждого, кто не стал сателлитом, надо разгромить, силен он или слаб. Сталин с теми, кто действительно силен, предпочитал не воевать, а если и воевать, то не в одиночку. Но он не мог ни стать чьим угодно вассалом, ни отказаться от расширения владений, так же как и от права самому определять, какие владения ему причитаются.
Эта неспособность подпадать под влияние роднила Сталина с Франко. Франко, хоть по-человечески и очень ладил с Муссолини и Гитлером, но втянуть себя в войну им не позволил, благодаря чему и уцелел вместе со своим режимом. А в распоряжении у Сталина была могучая держава, и он не просто спас режим, но и исполнил волю истории: разгромил нацистов.
В разгар борьбы Франклин Рузвельт выдвинул идею «четырех полицейских» (Америка, Британия, СССР, Китай) которым после победы над Осью суждено править миром, наводя порядок в своих владениях и добровольно подчиняясь сержанту – то есть, понятное дело, Соединенным Штатам. Вашингтонский мечтатель гордился тем, что приспособился ладить с самим Сталиным, не понимая, что сталинская большая политика в принципе исключает не только «сержантов», но и вообще любых постоянных союзников, с которыми приходилось бы держаться на равных.
После Второй мировой войны это стало видно сразу же. Не так быстро, но с такой же очевидностью обозначилось и другое:
советской сверхдержаве не хватало сил, чтобы справляться с остальным миром, опираясь только на себя и вассалов. Сталинские принципы начали давать осечку даже и в попытке дружить с одной-единственной амбициозной державой.
Двухмесячный заезд Мао Цзэдуна в Москву зимой 49-го – 50-го был совершенно не похож на молниеносные визиты Риббентропа. Кормчий умел считать ходы и выжал из Сталина куда больше, чем тот собирался дать. В отместку китайцев хитроумным маневром втравили в Корейскую войну, но интрига оказалась с червоточиной: Мао раз и навсегда затаил зло на «старшего брата».
Соотношение сил менялось уже не в пользу Москвы, спор авантюристов с «болванами» 39-го года стал историей, но и после Сталина большая советская политика, при всех стилистических новациях, подчинялась все тому же сталинскому стандарту.
Как и раньше, вместо установления мирных и деловых отношений с равносильными державами периодически организовывались крикливые «разрядки напряженности». При Сталине что-то похожее тоже не раз практиковалось, хотя и под другими вывесками, и, как и при нем, обязательно заканчивалось генеральной ссорой.
СССР так и прожил весь отведенный историей срок без единого сильного и добровольного союзника.
Как и при Сталине, балансируя на грани большого конфликта, лобового столкновения с соперниками все же старались избежать. Иногда это удавалось почти чудом, как в Карибском и Берлинском кризисах.
И, как при Сталине, имперскую сферу владений хранили и расширяли без оглядки на любые рациональные соображения – как в Будапеште, Праге и Кабуле.
Распад империи, ускоренный в том числе и верностью сталинским державным принципам, временно вывел их из обихода. Однако новые не прижились, и сталин-стандарт у нас сегодня опять в силе. Как и положено, в виде фарса.
Опять разыгрываются комбинации с международными прохиндеями. Только вот люди измельчали. То были наводящие ужас нацисты, грозные японцы, пламенные итальянские фашисты. А сейчас Чавес с Ахмадинеджадом. Да еще дряхленькие Кастро с Ортегой и шейх Насралла.
Зато опять, как в незабвенные годы, в приличном обществе ни единого друга. И опять поредевшую компанию крошек-сателлитов приводят к лояльности то таской, то лаской. Впрочем, не забыты и уроки сталинского реализма – до окончательного разрыва с теми, кто силен, дело стараются не доводить. Да и страшновато пробовать – вдруг не испугаются? Стандарт-то, он, конечно, прежний, да ведь держава-то другая.
ТЕКСТ: Сергей Шелин
вторник, 22 сентября 2009 г.
«Ельцин сам согласился на несвободу»
«Ельцин сам согласился на несвободу»
Михаил Касьянов: «Ельцин сам согласился на несвободу». В начале октября в издательстве «Новой газеты» выходит книга бывшего премьера РФ Михаила Касьянова, которую он написал в соавторстве с журналистом Евгением Киселевым. The New Times публикует отрывок из этой книги
Касьянов — седьмой по счету премьер-министр в постсоветской истории России и первый, кого назначил не Ельцин. Но при этом Касьянов среди них едва ли не единственный, с кем у первого президента России, несмотря на большую разницу в возрасте, сложились неформальные дружеские отношения. Каково это — дружить с Ельциным?
Как Ельцин отнесся к тому, что вы занялись оппозиционной деятельностью?
Когда в 2005 году я поделился с Борисом Николаевичем, что собираюсь уйти в оппозицию, он сказал, что я поступаю правильно, дал много советов. Ведь он хорошо знал, что такое быть в оппозиции, в опале. При этом Ельцин признался: «Я сейчас не смогу вас публично поддержать. Но через год деду будет 75 лет, и мне будет позволительно откровенно сказать все, что я думаю. Тогда я это сделаю». Ведь он понимал, что все возложенное им на алтарь построения демократического общества разрушается тем человеком, чей приход во власть он сам обеспечил. Обмануться в человеке для него было очень тяжело.
Мы с Ельциным не раз обсуждали трагедию в Беслане. Его так же, как и меня, возмущали те циничные шаги, которые после этого предпринял Путин. Отмена выборов губернаторов вызвала у него резкое негодование. Он был категорически против всего этого зажима.
… и плата за нее
Но в любом случае надо признать: первый президент России сам согласился на несвободу. Он заплатил за это очень серьезным внутренним дискомфортом. С каждым месяцем это чувствовалось все сильнее. Однажды он сказал: «Жаль, что так сложилось, что я тогда ушел. Я только теперь понял, как бы мы с вами, Михал Михалыч, еще поработали!»
Когда ваши отношения с Борисом Николаевичем стали неофициальными?
В первый раз Ельцины пригласили нас с Ириной к себе в гости в Горки-9 через несколько месяцев после отставки первого президента. Борис Николаевич подлечился, сбросил вес, у него было прекрасное настроение. Потом мы стали общаться достаточно часто. Борис Николаевич все время говорил: «Давайте без формальностей, по-дружески».
Золотая клетка
А когда вы, в свою очередь, ушли в отставку* * Президент Владимир Путин отправил своего премьера в отставку в феврале 2004 года. , отношения не прервались?
Нет, поначалу все оставалось по-прежнему. Мы, как и прежде, несколько раз ездили с супругами на охоту. Обычно на два дня.
Но потом наши встречи прекратились. Это произошло накануне 75-летия Ельцина, которое отмечалось 1 февраля 2006 года. В начале декабря Борис Николаевич с Наиной Иосифовной были у меня на дне рождения, и мы обсуждали, как он будет праздновать свой юбилей: где лучше всего собрать друзей, какой будет программа вечера, какие приготовить гостям сюрпризы и так далее.
Но перед самым Новым годом он позвонил и сказал: «Михаил Михайлович, вы собирались перенести свой отпуск, чтобы быть на моем дне рождения. Не надо менять планы. Отдыхайте. Путин решил все устроить в Кремле. Вы же умный человек, вы все понимаете…»
Ельцин очень тяжело переживал, что его заставили праздновать юбилей в Кремле, а не так, как он хотел: свободно, неформально. Организаторы сами решали, кого можно позвать, а кого — нельзя.
По-моему, он тогда окончательно понял, что живет, как пленник в золотой клетке. Осознание этого факта для него, безусловно, было трагедией.
/…/ Я позвонил ему из отпуска. Он был злой. После моих слов поздравления пожаловался: «Они все телефоны слушают. Тяжело видеть, как это все вокруг происходит…»
Ведь поначалу он, когда ушел в отставку, буквально преобразился. Очень активно всем интересовался, министров к себе на дачу приглашал, расспрашивал, как идут дела, что нового...
Но однажды на совещании членов Совета безопасности Путин обратился ко мне: «Передайте членам правительства, чтобы без особой нужды не беспокоили Бориса Николаевича визитами. А то врачи сердятся, говорят, после этих встреч он волнуется, а ему нужен покой, все-таки больное сердце». По форме это была вежливая просьба, но по сути — приказ: больше никому к Ельцину не ездить. После этой «просьбы» к нему, кроме меня и Волошина, фактически никто уже не ездил.
В первый раз Ельцины пригласили нас с Ириной к себе в гости в Горки-9 через несколько месяцев после отставки первого президента. Борис Николаевич подлечился, сбросил вес, у него было прекрасное настроение. Потом мы стали общаться достаточно часто. Борис Николаевич все время говорил: «Давайте без формальностей, по-дружески».
Золотая клетка
А когда вы, в свою очередь, ушли в отставку* * Президент Владимир Путин отправил своего премьера в отставку в феврале 2004 года. , отношения не прервались?
Нет, поначалу все оставалось по-прежнему. Мы, как и прежде, несколько раз ездили с супругами на охоту. Обычно на два дня.
Но потом наши встречи прекратились. Это произошло накануне 75-летия Ельцина, которое отмечалось 1 февраля 2006 года. В начале декабря Борис Николаевич с Наиной Иосифовной были у меня на дне рождения, и мы обсуждали, как он будет праздновать свой юбилей: где лучше всего собрать друзей, какой будет программа вечера, какие приготовить гостям сюрпризы и так далее.
Но перед самым Новым годом он позвонил и сказал: «Михаил Михайлович, вы собирались перенести свой отпуск, чтобы быть на моем дне рождения. Не надо менять планы. Отдыхайте. Путин решил все устроить в Кремле. Вы же умный человек, вы все понимаете…»
Ельцин очень тяжело переживал, что его заставили праздновать юбилей в Кремле, а не так, как он хотел: свободно, неформально. Организаторы сами решали, кого можно позвать, а кого — нельзя.
По-моему, он тогда окончательно понял, что живет, как пленник в золотой клетке. Осознание этого факта для него, безусловно, было трагедией.
/…/ Я позвонил ему из отпуска. Он был злой. После моих слов поздравления пожаловался: «Они все телефоны слушают. Тяжело видеть, как это все вокруг происходит…»
Ведь поначалу он, когда ушел в отставку, буквально преобразился. Очень активно всем интересовался, министров к себе на дачу приглашал, расспрашивал, как идут дела, что нового...
Но однажды на совещании членов Совета безопасности Путин обратился ко мне: «Передайте членам правительства, чтобы без особой нужды не беспокоили Бориса Николаевича визитами. А то врачи сердятся, говорят, после этих встреч он волнуется, а ему нужен покой, все-таки больное сердце». По форме это была вежливая просьба, но по сути — приказ: больше никому к Ельцину не ездить. После этой «просьбы» к нему, кроме меня и Волошина, фактически никто уже не ездил.
Встречи с Борисом Ельциным. Фотографии из архива Михаила Касьянова
Последний раз мы виделись осенью 2006 года, когда Ельцин сломал шейку бедра и лежал в больнице на Мичуринском проспекте. К нему никого не пускали, но он настоял на нашей встрече. Я постоянно прокручиваю ее в памяти. Борис Николаевич тогда настоятельно советовал, чтобы я все время менял телефоны, чтобы избежать подслушивания: «Купите их побольше, самых простых, чтоб не жалко было. Берете один, поговорили и тут же выбрасывайте, берете другой, говорите и — туда же, следующий — и снова выбрасывайте!» Разгорячился, лежа жестикулировал, изображая, как надо эти самые засвеченные телефоны прямо из окна машины выкидывать.
А в апреле он умер. На официальную церемонию похорон нас, естественно, не позвали. Впрочем, мы заранее знали, что так будет. Поэтому поехали в храм Христа Спасителя ранним утром. В тот час народу было еще мало, и мы смогли спокойно, по-человечески выразить Наине Иосифовне, Татьяне, всем родным наши соболезнования, поклониться Борису Николаевичу.
А в апреле он умер. На официальную церемонию похорон нас, естественно, не позвали. Впрочем, мы заранее знали, что так будет. Поэтому поехали в храм Христа Спасителя ранним утром. В тот час народу было еще мало, и мы смогли спокойно, по-человечески выразить Наине Иосифовне, Татьяне, всем родным наши соболезнования, поклониться Борису Николаевичу.
Как Ельцин отнесся к тому, что вы занялись оппозиционной деятельностью?
Когда в 2005 году я поделился с Борисом Николаевичем, что собираюсь уйти в оппозицию, он сказал, что я поступаю правильно, дал много советов. Ведь он хорошо знал, что такое быть в оппозиции, в опале. При этом Ельцин признался: «Я сейчас не смогу вас публично поддержать. Но через год деду будет 75 лет, и мне будет позволительно откровенно сказать все, что я думаю. Тогда я это сделаю». Ведь он понимал, что все возложенное им на алтарь построения демократического общества разрушается тем человеком, чей приход во власть он сам обеспечил. Обмануться в человеке для него было очень тяжело.
Мы с Ельциным не раз обсуждали трагедию в Беслане. Его так же, как и меня, возмущали те циничные шаги, которые после этого предпринял Путин. Отмена выборов губернаторов вызвала у него резкое негодование. Он был категорически против всего этого зажима.
Действительно были разговоры, будто Ельцин разочарован в своем преемнике. Но сам он публично не критиковал Путина. Лишь однажды Борис Николаевич открыто выразил недовольство — по поводу решения Путина восстановить сталинский гимн. Еще один раз, осенью 2004 года, Ельцин дал понять, что считает отмену прямых всенародных выборов губернаторов противоречащей Конституции. Однако сделал это в весьма осторожных выражениях.
Чтобы понять эту осторожность, надо знать Ельцина. Он ведь был человеком слова. Он пообещал, что не будет вмешиваться в дела нового президента. К тому же, я думаю, Борис Николаевич хранил молчание, чтобы не создавать проблем своим родным и близким. Он все понимал и беспокоился за их будущее.
Чтобы понять эту осторожность, надо знать Ельцина. Он ведь был человеком слова. Он пообещал, что не будет вмешиваться в дела нового президента. К тому же, я думаю, Борис Николаевич хранил молчание, чтобы не создавать проблем своим родным и близким. Он все понимал и беспокоился за их будущее.
… и плата за нее
Но в любом случае надо признать: первый президент России сам согласился на несвободу. Он заплатил за это очень серьезным внутренним дискомфортом. С каждым месяцем это чувствовалось все сильнее. Однажды он сказал: «Жаль, что так сложилось, что я тогда ушел. Я только теперь понял, как бы мы с вами, Михал Михалыч, еще поработали!»
А как вы вообще оцениваете роль Ельцина в нашей истории? Ему ставят в вину некомпетентность и развал страны, создание олигархата и коррупцию.
Да, было много трагических ошибок, много неправильных решений, лихих «загогулин». Но в сухом остатке истории — безусловно, плюс. /…/ Вопрос свободы России, позиционирования ее как европейского
Да, было много трагических ошибок, много неправильных решений, лихих «загогулин». Но в сухом остатке истории — безусловно, плюс. /…/ Вопрос свободы России, позиционирования ее как европейского
государства всегда был его главной целью. При Ельцине произошла невероятная трансформация страны.
Он не только не мешал истории, а даже подстегивал ее. Благодаря своим инстинктам настоящего политика он чувствовал, что нужно делать, и, решительно действуя с присущими ему медвежьими повадками, парализовывал и проламывал чудовищное сопротивление системы. /…/Да, все тяготы и невзгоды того периода были взвалены на плечи простых российских граждан. За это он и попросил у них прощения со слезами на глазах в последний день уходящего 1999 года. Это была вовсе не слабость, а искренний поступок сильного политика, умеющего признать свою вину и свои ошибки и покаяться за них перед людьми. Что ни говори, фигур, сопоставимых с ним по масштабу личности, у нас теперь нет.
четверг, 17 сентября 2009 г.
О русском менталитете
О русском менталитете
Когда нашу армию начинают сравнивать с американской и другими армиями мира, я все время вспоминаю историю, произошедшую во время моей службы в группе советских войск в германии около тридцати лет назад.
В семидесятых годах было принято устраивать соревнования дружественных армий. Служил я тогда в артиллерии и однажды довелось мне присутствовать на первенстве, которое проводилось между нашей частью и братской немецкой, имевшей на вооружении такие же пушки и тягачи.
--------------------------------------------
Кроме общевойсковой беготни и стрельбы, в программу входило следующее упражнение: тягач, выехав с исходной и проехав 50 метров, должен развернуться, чтобы пушка смотрела в сторону противника, расчет соскакивает с тягача, отцепляет орудие, расчехляет, разносит опорные станины, наводит на цель, заряжает, производит выстрел, которым должен поразить мишень. Норматив на все — 45 секунд. Рубеж для выполнения этого упражнения один, поэтому выполняли по очереди, кто быстрее — решал секундомер. По жребию, сначала немцы, потом наши. Оба подразделения присутствуют, болеют за своих.
Секундомер щелкнул. Немцы пошли. Действуют четко, залюбуешься. Тягач отработанно выскакивает на позицию. Офицер стоит в сторонке с биноклем, ни во что не вмешиваясь. Сержант отдает команды, солдаты действуют как автоматы, станины разнесены, чехлы сняты, снаряд в стволе. Выстрел. Мишень поражена. 41 секунда. У немцев ликование. На 4 секунды норматив перекрыли! результат отличный.
Теперь наши. Тягач вылетает на позицию, пушка чуть не опрокидывается при развороте, встает на одно колесо, мгновение раздумывает — падать на бок или обратно в рабочее положение. Пронесло — упала как надо. Расчет толпой бежит к ней. Сержант раздает пинки, офицер схватился за станину, уронил бинокль, который в суматохе раздавили, мат-перемат, заряжающий почти споткнувшись, в падении каким-то чудом посылает снаряд в казенник, выстрел! Цель поражена. 17 секунд.
Вот тогда я понял, почему немцы войну проиграли. Не способны они на сверхусилия в экстремальной ситуации. А у нас вся жизнь — экстремальная ситуация, а сверхусилия — норма поведения на войне. Дурость генералов всегда компенсируется героизмом солдат. Не обеспечили продовольствием — так мы и в мирное время к этому привыкли. Танки прорвались? А мы под эти танки разведроту бросим. Некому в разведку идти? Разведчики под танками погибли? Добровольцы — два шага вперед! Вот такой он русский стиль боевого искусства.
В какой армии мира еще так военное дело поставлено? Немцы — нация дисциплинированная, воевать любят и умеют. А американцы-то куда лезут? достаточно вспомнить бунт американских морских пехотинцев в Сомали. На боевые операции отказались ходить, пока им биотуалеты не доставят. Требования совершенно справедливые. Полевые сортиры нашего типа в тропиках — прямая дорога к эпидемии. А американцы жить любят. Но представить себе, что российские морпехи отказались пойти на боевую операцию, по какой угодно причине (не говоря уже о такой курьезной) я в кошмарном сне не могу. И надеюсь, не доживу до таких времен, когда наши солдаты и офицеры будут похожи на американских. О генералах разговор особый...
Борис РЯЗАНЦЕВ
boks.land.ru
Когда нашу армию начинают сравнивать с американской и другими армиями мира, я все время вспоминаю историю, произошедшую во время моей службы в группе советских войск в германии около тридцати лет назад.
В семидесятых годах было принято устраивать соревнования дружественных армий. Служил я тогда в артиллерии и однажды довелось мне присутствовать на первенстве, которое проводилось между нашей частью и братской немецкой, имевшей на вооружении такие же пушки и тягачи.
----------------------
Кроме общевойсковой беготни и стрельбы, в программу входило следующее упражнение: тягач, выехав с исходной и проехав 50 метров, должен развернуться, чтобы пушка смотрела в сторону противника, расчет соскакивает с тягача, отцепляет орудие, расчехляет, разносит опорные станины, наводит на цель, заряжает, производит выстрел, которым должен поразить мишень. Норматив на все — 45 секунд. Рубеж для выполнения этого упражнения один, поэтому выполняли по очереди, кто быстрее — решал секундомер. По жребию, сначала немцы, потом наши. Оба подразделения присутствуют, болеют за своих.
Секундомер щелкнул. Немцы пошли. Действуют четко, залюбуешься. Тягач отработанно выскакивает на позицию. Офицер стоит в сторонке с биноклем, ни во что не вмешиваясь. Сержант отдает команды, солдаты действуют как автоматы, станины разнесены, чехлы сняты, снаряд в стволе. Выстрел. Мишень поражена. 41 секунда. У немцев ликование. На 4 секунды норматив перекрыли! результат отличный.
Теперь наши. Тягач вылетает на позицию, пушка чуть не опрокидывается при развороте, встает на одно колесо, мгновение раздумывает — падать на бок или обратно в рабочее положение. Пронесло — упала как надо. Расчет толпой бежит к ней. Сержант раздает пинки, офицер схватился за станину, уронил бинокль, который в суматохе раздавили, мат-перемат, заряжающий почти споткнувшись, в падении каким-то чудом посылает снаряд в казенник, выстрел! Цель поражена. 17 секунд.
Вот тогда я понял, почему немцы войну проиграли. Не способны они на сверхусилия в экстремальной ситуации. А у нас вся жизнь — экстремальная ситуация, а сверхусилия — норма поведения на войне. Дурость генералов всегда компенсируется героизмом солдат. Не обеспечили продовольствием — так мы и в мирное время к этому привыкли. Танки прорвались? А мы под эти танки разведроту бросим. Некому в разведку идти? Разведчики под танками погибли? Добровольцы — два шага вперед! Вот такой он русский стиль боевого искусства.
В какой армии мира еще так военное дело поставлено? Немцы — нация дисциплинированная, воевать любят и умеют. А американцы-то куда лезут? достаточно вспомнить бунт американских морских пехотинцев в Сомали. На боевые операции отказались ходить, пока им биотуалеты не доставят. Требования совершенно справедливые. Полевые сортиры нашего типа в тропиках — прямая дорога к эпидемии. А американцы жить любят. Но представить себе, что российские морпехи отказались пойти на боевую операцию, по какой угодно причине (не говоря уже о такой курьезной) я в кошмарном сне не могу. И надеюсь, не доживу до таких времен, когда наши солдаты и офицеры будут похожи на американских. О генералах разговор особый...
Борис РЯЗАНЦЕВ
boks.land.ru
среда, 16 сентября 2009 г.
Итоги недели. Ржунимагу…
Итоги недели. Ржунимагу…
11 СЕНТЯБРЯ 2009 г. АЛЕКСАНДР РЫКЛИН
Итак, президент России продолжает активно осваивать интернет-пространство. Статья Дмитрия Медведева «Россия, вперед!», появившаяся в четверг на страницах интернет-издания «Газета. ру», прелестна. Прелесть ее безоговорочна, безусловна и, я бы даже сказал, в некотором смысле – абсолютна. Мне, по крайней мере, сложно себе представить что-нибудь более прелестное.
Первое желание по прочтении – скопировать и чуть-чуть поработать над оформлением текста. Например, поместить на розовый фон, где-то украсить цветочками, отдельные абзацы отметить алыми губками, другие – смайликами… И, конечно, этому повествованию явно недостает иллюстративного ряда. Мне кажется, идеально подойдет тот, что уже пару дней гуляет по сети – с награждения наших олимпийских чемпионов.
Первое ощущение по прочтении – ощущение неловкости. Прежде всего – за себя. (Он же ко мне обращается. Там в предисловии прямо так и сказано: «Публикуемая сегодня статья написана для того, чтобы довести до каждого из вас, до всех граждан России…») Зачем я, старый идиот, ее читал? Что мне, читать больше нечего? Ну и за него, конечно. Все-таки взрослый, уважающий себя человек, с одной стороны, не может и не должен выглядеть столь жалко, не может и не должен так откровенно и публично расписываться в собственной беспомощности. А с другой стороны – недопустимо так наглядно, с неприкрытым вопиющим цинизмом демонстрировать полное пренебрежение и презрение к умственным способностям временно подведомственного населения. Он же не одного меня держит за идиота, но и всю остальную страну. За страну, кстати, тоже неловко.
Первые вопросы по прочтении: что это было? крик души? последняя записка? письмо Путину? Обаме? жене? потомкам? историографам? Нет, нет, друзья мои, все-таки это письмо адресовано идиотам. Но мы-то с вами не идиоты. По крайней мере, не все.
Поэтому, когда мы читаем: «Мировой экономический кризис показал: дела наши обстоят далеко не самым лучшим образом. Двадцать лет бурных преобразований так и не избавили нашу страну от унизительной сырьевой зависимости», – нам смешно. А до кризиса непонятно было?
Поэтому, когда мы читаем: «Демократические институты в целом сформированы и стабилизированы, но их качество весьма далеко от идеала. Гражданское общество слабо, уровень самоорганизации и самоуправления невысоки», – нам смешно. А не вы ли, любезный, со всей вашей бригадой (впрочем, конечно же, не вашей) трамбуете эти самые «демократические институты» и закатываете в асфальт слабые ростки «гражданского общества» все последние годы? А теперь удивляетесь, что «их качество весьма далеко от идеала»?
Поэтому, когда мы читаем: «С каждым годом нас становится все меньше», – нам смешно. ВАС-то как раз становится все больше. Это НАС становится все меньше.
Поэтому, когда мы читаем: «Неэффективная экономика, полусоветская социальная сфера, неокрепшая демократия, негативные демографические тенденции, нестабильный Кавказ. Это очень большие проблемы даже для такого государства, как Россия», – нам смешно. Потому что после апокалипсической картины следует умилительная фраза: «Не стоит, конечно, сгущать краски». А, может, сгустим? Может, назовем виновников всех этих нежданных напастей, обрушившихся на нашу многострадальную родину?
Поэтому, когда мы читаем: «…взяточничество, воровство, умственная и душевная лень, пьянство – пороки, оскорбляющие наши традиции. От них следует избавляться самым решительным образом», – нам смешно. Кому, в первую очередь, присущи эти пороки, оскорбляющие ВАШИ традиции? Вам лично? Вашей семье? Вашему окружению? Нет? А, понял… Так это вы о нас говорите… Тогда, конечно…
Поэтому, когда мы читаем: «Наше время по-настоящему новое. И не только потому, что оно течет вперед, как всякое время», – нам смешно. Мне даже неловко объяснять, почему… Но смешно до колик в животе.
Поэтому, когда мы читаем: «Мы действительно живем в уникальное время. У нас есть шанс построить новую, свободную, процветающую, сильную Россию», – нам смешно. Потому что мы прекрасно понимаем – у вас такого шанса нет, не было и никогда не будет. А у России еще, наверное, есть… Но точно – без вас. И только – без вас.
Поэтому когда мы читаем: «Талантливые люди, стремящиеся к обновлению, способные создавать новое и лучшее, не прилетят к нам с другой планеты. Они уже здесь, среди нас», – нам смешно. Конечно, они пока здесь, среди нас, но все же – в пластиковой клетке. А уже скоро и вовсе вернутся в Краснокаменск.
Поэтому, когда мы читаем: «Распространение современных информационных технологий, которому мы будем всячески содействовать, дает беспрецедентные возможности для реализации таких фундаментальных политических свобод, как свобода слова и собраний», – нам не просто смешно, мы умираем от смеха. В эту изумительную сентенцию хочется внести только одно уточнение – «распространение современных информационных технологий среди сотрудников ОМОНа…»
Поэтому, когда мы читаем: «Нам также предстоит избавиться от пренебрежения к праву и суду, которое, как мне неоднократно доводилось говорить, стало нашей печальной «традицией», – нам смешно. Уж это в чистом виде – ваша традиция. У нас нет возможности пренебрегать судом. Например, таким, за которым следует реальный срок. Мы, может, и рады были бы им пренебречь, но как?
Поэтому, когда мы читаем: «Не раз именно Россия оказывала покровительство малым народам, столкнувшимся с угрозой порабощения или даже уничтожения. Так было и совсем недавно, когда режим Саакашвили совершил преступное нападение на Южную Осетию. Не раз – разрушала авантюристические планы претендентов на мировое господство. Россия дважды выступала в авангарде великих коалиций: в XIX веке – остановившей Наполеона, в XX – разгромившей нацистов», – нам смешно. А вот Путину, наверное, не смешно. Ему вряд ли понравится, что вы поставили Саакашвили в один ряд с Наполеоном, которого, если я ничего не путаю, Александр I обещал повесить за яйца. (Комиссии по фальсификации истории сидеть тихо и не дергаться – это шутка.)
Поэтому, когда мы читаем: «Я приглашаю всех, кто разделяет мои убеждения, – к сотрудничеству. Приглашаю к сотрудничеству и тех, кто не согласен со мной, но искренне желает перемен к лучшему. Нашей работе будут пытаться мешать. Влиятельные группы продажных чиновников и ничего не предпринимающих «предпринимателей». Они хорошо устроились. У них «все есть». Их все устраивает. Они собираются до скончания века выжимать доходы из остатков советской промышленности и разбазаривать природные богатства, принадлежащие всем нам. Они не создают ничего нового, не хотят развития и боятся его. Но будущее принадлежит не им. Оно принадлежит нам», – мне уже, по правде говоря, совсем не смешно. Мне уже противно.
И, если честно, мне Медведева совсем не жалко. Потому что я ни секунды не верю в его искренность. Он хочет «сотрудничать»? Так пусть для начала уволит Путина, распустит Думу, а там поглядим… Не может? А чего тогда примазываться-то? Чтобы потом, когда-нибудь зачлось? Фи… Уж лучше бы это письмо засунул в капсулу и закопал под Спасской башней, чем так унижаться на глазах у всего честного народа…
Фотография РИА Новости
Два берега — две реформы
Два берега — две реформы
Что помогло Китаю превратиться в «экономическое чудо» XXI века? Может, ясные перспективы для предпринимательства?
Первый раз я приехал в Благовещенск весной 1989 года. На высоком берегу возвышался красивый город с недостроенным, но очень изящным оперным театром, широкой набережной, современными многоэтажными домами и гостиницами. Напротив, через Амур, можно было разглядеть убогую китайскую деревню Хэйхэ с вечно дымящей кочегаркой, низкими китайскими домиками и неровными улицами. Два города стояли немного наискосок друг от друга, но разница в уровне развития была очевидна. Границы в те годы были уже открыты, и очень скоро я посетил сам Хэйхэ. Впечатление от китайского поселения изнутри было еще ужаснее. Нас поселили в «лучшую» гостиницу (она была очень похожа на переоборудованный сельский Дом культуры 50-х годов). В номере я решил прилечь на койку, откинул голову и — со всего размаха ударился обо что-то очень твердое. Этим предметом оказалась подушка, набитая то ли солью, то ли вылежавшейся соломой. Утром меня разбудил звонкий голос деревенского петуха и довольное хрюканье свиней. Загон с живностью располагался прямо под окном «центральной» гостиницы. Из Хэйхэ мы на машине поехали в Харбин. Дорога была гравийной, а вдоль нее (длина пути около 500 км) с интервалом 3 метра стояли китайские рабочие и лопатами подбрасывали на дорогу песок.
Прошло 20 лет. Город Благовещенск практически не изменился. Привлекает взгляд множество вывесок на китайском языке, два современных торговых центра и яркие огни фасадов игровых заведений.
Зато прямо через Амур расположился современный город. Дома из стали, стекла и бетона с завораживающей ночной подсветкой, роскошные гостиницы, банки, торговые центры, широкие дороги с многоуровневыми развязками. В Хэйхэ уже был свой аэропорт, откуда я полетел в Пекин. При взлете я увидел современную автостраду, которая, по рассказу китайских партнеров, тянется до самого Харбина, а рядом с ней проложена не менее новая железная дорога. Вот и набросали песочка — вспомнил я свое первое зарубежное путешествие.
20 лет назад две страны одновременно встали на путь преобразований (Китай начал раньше, но до середины 80-х реформы в основном затрагивали аграрный сектор, сферу торговли и специальные экономические зоны). Стартовые позиции двух стран разнились колоссально. СССР, несмотря на многолетний застой, был значительно более развитым, чем континентальный Китай, практически во всех областях, особенно в промышленности, науке и транспортной инфраструктуре.
Но через пару десятков лет крупнейшая в мире по территории Россия трансформировалась в сырьевую страну, которая занимает меньше 2% в мировом ВВП, основными статьями экспорта являются газ и нефть (70%), первичные металлы (15%), круглый лес (10%), все остальное, включая оборудование, вооружение и знания, — менее 5%. Средняя продолжительность жизни: 58,2 года — для мужчин и 72 года — для женщин.
Китай же превратился в динамично развивающуюся глобальную державу, производящую более 9% мирового ВВП. Практически не экспортирует сырье, занимает первое место в мире в легкой промышленности, электронике, глубокой переработке сельхозпродукции, металлургии, химии, дорожном строительстве и т.д. Средняя продолжительность жизни поднялась с 55 лет до 79 как для мужчин, так и для женщин, а в крупных городах (Пекин, Шанхай) перевалила за 80 лет. На сегодняшний день там сосредоточились самые большие золотовалютные резервы в мире (свыше 2 трлн долларов США), которые продолжают увеличиваться, несмотря на мировой экономический кризис................................................................................................................
В конце 1993 года мой друг предложил мне поучаствовать в бизнесе, связанном с разработкой, производством и продвижением средств связи гражданского назначения. С этого момента и начался мой первый технический бизнес-проект.
Ознакомившись с порядком производства и продажи приемо-передающих устройств на территории РФ, мы обратились в Министерство связи за содействием в согласовании наших технических условий (ТУ) и проведении необходимых мероприятий по получению требуемых сертификатов и одобрений. Нам сообщили, что сначала надо получить разрешение на право разработки средств связи в определенной полосе частот и перенаправили нас в Госсвязьнадзор. Госсвязьнадзор, в свою очередь, направил нас в ГКРЧ (Государственный комитет по радиочастотам). После нескольких неправильно заполненных формуляров и пропущенных заседаний ГКРЧ (они проводятся один-два раза в месяц) нам пришлось найти соответствующего специалиста, который знал бы эту «кухню» изнутри. Через полгода мы все-таки получили пресловутое разрешение на разработку и готовы были приступить к производству и продажам. Такая прыть озадачила соответствующие надзорные органы. Нас чуть было не занесли в разряд нелегальных предпринимателей. Было сказано буквально следующее: у вас разрешение на разработку — вот и разрабатывайте, а как разработаете, согласуете образцы, — снова в ГКРЧ, потом — в Госсвязьнадзор. Объяснения, что мы собираемся производить гражданскую, а не военную продукцию, были бесполезны. Не хотите — не занимайтесь. В итоге нам потребовалось около полутора лет на оформление необходимых документов и разрешений и отдельный штат сотрудников (работой были заняты три человека: руководитель группы, помощник и курьер). К сожалению, бюрократия на этом не закончилась, более того — это была самая простая ее часть.
Надо отметить, что все это происходило на фоне полной несостоятельности отечественного производства средств связи в конкуренции с импортными изделиями. И к 1995 году зарубежные средства связи уже абсолютно господствовали на нашем рынке.
Ввязавшись в бумажную работу в России, в 1994 году мы отправились в Китайскую Республику (Тайвань), где начали подготовку к точно такой же деятельности: производству средств связи гражданского назначения. По прибытии нам посоветовали обратиться в Ассоциацию производителей и торговли Китая. Нам назначили встречу на следующий день. Принял нас сам президент ассоциации г-н Лю. Г-н Лю пригласил юриста, который объяснил нам, что после вступления в ассоциацию (годовой взнос — 400 долларов) нам необходимо было зарегистрировать компанию на территории Тайваня (или филиал головной компании) и начать производственно-коммерческую деятельность.Впрочем, компанию можно и не регистрировать, а действовать через своих деловых партнеров. В ответ на наши вопросы по поводу разрешений на производство средств связи юрист принес небольшой список, где были перечислены виды деятельности, которые требуют дополнительного согласования. Нашей группы товаров там не было. Уточняющий вопрос, что гражданские средства связи можно использовать и в негражданских целях, заставил его задуматься. Юрист объяснил нам простую вещь: если нет четких и однозначно трактуемых ограничений, то и производство обычного строительного цемента тоже можно подвести под военные нужды и обложить разными ограничениями.
Все формальности заняли около одного месяца с момента нашего приезда. Причем реального времени было затрачено не более трех рабочих дней, а в период ожидания всех необходимых документов вместе с нашими специалистами мы занялись подбором поставщиков, производственных площадок, устройством офиса и другими нужными для развития бизнеса делами. Ассоциация помогла нам и в этом вопросе. Она по нашей просьбе сама составила график встреч с потенциальными партнерами, распределила их по удобным нам часам и даже выделила свое помещение на время поиска собственного офиса. В дальнейшем при обращении в ассоциацию мы всегда получали быструю и качественную помощь или дельный совет.
За 10 лет последующей работы я так и не узнал, где находится министерство связи Республики Китай, Госсвязьнадзор и ГКРЧ. Скорее всего, они существуют, занимаются распределением частотного ресурса, определяют стратегию развития, следят за тем, чтобы радиотехника отвечала требованиям соответствующих стандартов, но строят эту работу как-то по-другому, без ущерба для окружающих.
Как видите, денежные и временные затраты на то, чтобы начать производство, просто несопоставимы. Причем в России эта процедура распространяется на любую модификацию, новый тип продукции и т.д. Это постоянный процесс со своими проблемами, маленькими радостями и, конечно, с затратами. Для обеспечения взаимодействия частного предприятия с российскими разрешительными органами у нас давно уже сформировался целый отдел. А это не только их заработная плата, но и содержание их рабочих мест, офисные расходы и, главное, постоянная потеря темпа производства, что губительно в наше конкурентное время.Владимир Невейкин. Новая газета №101
вторник, 15 сентября 2009 г.
Медведев открыл Россию
14 сентября в Ярославле российский президент выступил с политической речью на конференции «Современное государство и глобальная безопасность».
Медведев неожиданно сказал, что для предотвращения конфликтов и проблем международного масштаба государства вправе оценивать и критиковать не только внешнюю, но и внутреннюю политику друг друга.
Эти слова прозвучали достаточно неожиданно, признался в разговоре с «Газетой.Ru» слушавший президента директор российских и азиатских программ Центра оборонной информации США Николай Злобин. «Прежний президент вряд ли мог такое сказать», – отметил политолог.
«Официально российское руководство всегда считало такую критику вмешательством во внутренние дела, теперь же звучит прямое приглашение мониторить в том числе и политику России, что не исключает с ее стороны такого же мониторинга в адрес других государств.
Критики политики России, кажется, больше не должны считаться шакалящими у посольств», – сделал вывод Злобин.
«Некомпетентность, а иногда просто нежелание того или иного правительства решать проблемы наносит ущерб не только собственной стране, неэффективность государственных институтов порождает международные конфликты», – заявил Медведев.
«Права наций не должны использоваться для создания изолированных, непрозрачных, закрытых политических режимов», – добавил президент.
Медведев неожиданно сказал, что для предотвращения конфликтов и проблем международного масштаба государства вправе оценивать и критиковать не только внешнюю, но и внутреннюю политику друг друга.
Эти слова прозвучали достаточно неожиданно, признался в разговоре с «Газетой.Ru» слушавший президента директор российских и азиатских программ Центра оборонной информации США Николай Злобин. «Прежний президент вряд ли мог такое сказать», – отметил политолог.
«Официально российское руководство всегда считало такую критику вмешательством во внутренние дела, теперь же звучит прямое приглашение мониторить в том числе и политику России, что не исключает с ее стороны такого же мониторинга в адрес других государств.
Критики политики России, кажется, больше не должны считаться шакалящими у посольств», – сделал вывод Злобин.
«Некомпетентность, а иногда просто нежелание того или иного правительства решать проблемы наносит ущерб не только собственной стране, неэффективность государственных институтов порождает международные конфликты», – заявил Медведев.
«Права наций не должны использоваться для создания изолированных, непрозрачных, закрытых политических режимов», – добавил президент.
понедельник, 14 сентября 2009 г.
Глас вопиющего в сортире
Марк Солонин
Глас вопиющего в сортире
Я старался не превращать свой сайт в полит-стенгазету, и почти всегда это намерение выполнял. Но в данном случае элементарная вежливость требует от меня какой-то реакции. Как-никак, но сам президент Российской Федерации Д.А.Медведев обратился ко мне с письмом (Уважаемые сограждане! Дорогие друзья! Публикуемая сегодня статья написана мной для того, чтобы довести до каждого из вас… Я приглашаю всех, кто разделяет мои убеждения, к сотрудничеству. Приглашаю к сотрудничеству и тех, кто не согласен со мной, но искренне желает перемен к лучшему…) Ну, надо же и совесть иметь - если я отвечаю на приветствие вечно пьяного соседа по подъезду, то как же не написать пару страниц в ответ на обращение Президента?
Первое впечатление - Дмитрий Анатольевич хотел что-то сказать. Что-то важное. Букв очень много - 30.043 штуки. Буквы все наши, родные и с детства знакомые - но их так много, что продраться к содержанию письма сложно. Но можно. И не надо лукавить, и делать вид, что содержание статьи Д.А.Медведева загадочно и туманно.
Во-первых, г-н Медведев отчетливо сообщил всем, кто еще в том сомневался, что он все знает. Злые бояре не смогли обмануть нашего юного государя. Все-то он (юный государь) про нашу "встающую с колен Россию" знает:
"Отечественный бизнес, за малым исключением, торгует тем, что сделано не им, – сырьем либо импортными товарами. Энергоэффективность и производительность труда большинства наших предприятий позорно низки. Похоже, это не очень волнует владельцев и директоров… Влиятельные группы продажных чиновников и ничего не предпринимающих«предпринимателей». Они хорошо устроились. У них«все есть». Их все устраивает. Они собираются до скончания века выжимать доходы из остатков советской промышленности и разбазаривать природные богатства, принадлежащие всем нам. Они не создают ничего нового и не хотят развития…"
Во-вторых, г-н Медведев столь же ясно и отчетливо сообщил всем, кто еще в том сомневался, что он не собирается менять ни саму систему воровства и разбазаривания, ни даже составляющих эту систему "продажных чиновников":
"Мы не вправе рисковать общественной стабильностью и ставить под угрозу безопасность наших граждан ради каких-то абстрактных теорий. Не вправе приносить стабильную жизнь в жертву даже самым высоким целям… Недопустима болтовня о том, что сама система сгнила, и проще набрать новый судебный и правоохранительный корпус, чем изменить их. У нас нет«новых» судей, как нет«новых» прокуроров, милиционеров, сотрудников спецслужб, чиновников, бизнесменов и т. д. Нужно создать нормальные условия работы для действующего правоохранительного корпуса, решительно избавляясь от проходимцев. Нужно учить правоохранителей охранять и защищать права и свободы".
Куда еще яснее? "У меня нет для вас нового министра МВД, кроме г-на Нургалиева" - прямым текстом сообщает Д.А.Медведев подопечному населению. А для того, чтобы подчиненные г-на Нургалиева перестали давить население на перекрестках и отстреливать из табельного оружия покупателей в универмагах, их нужно учить. Учить"охранять и защищать права и свободы". Где и как учить? Как где - в Москве, при разгоне мирных шествий и пикетов; на Северном Кавказе, в ходе того, что уже и сама власть не рискует вслух называть "восстановлением конституционного порядка". А для того, чтобы учеба была эффективной, "нужно создатьнормальные условия работы для действующего правоохранительного корпуса". В частности - прикупить для одной из "служебных дач" руководства МВД мебель из "массива ореха и вишни с отделкой шпоном редких пород дерева". За 24 миллиона бюджетных рублей. И новых судей - кроме тех, что сейчас в Москве судят Ходорковского (а в далеком от Москвы Новороссийске готовятся засудить двух местных правозащитников за плакат с надписью "Свободу не дают, свободу берут") - у Медведева для нас нет. Но "болтовня о том, что сама система сгнила, недопустима…"
Не вызывает удивления и момент публикации письма Медведева. Цены на нефть снова выросли; объем нефтедобычи в России во 2-м квартале 2009 г. превысил все рекорды прежних лет ( т.е. процесс "разбазаривания природные богатств" приобрел заметное ускорение); поток свежих нефтедолларов оросил присохшие было российские нивы - вот наш кремлевский двуглавый орел и встрепенулся, гордо повел очами…
С содержанием статьи г-на Медведева все понятно. Непостижимой уму загадкой остаются два других вопроса: Кому он это написал? И, главное, зачем? Тайна сия великая есть. Даже многоопытный обозреватель А.Пионтковский - и тот растерялся и начал путаться в словах ("если слова президента еще имеют какой-то смысл, если это не очередное мудозвонство…"). А если очередное? Что тогда?
Первым и естественным адресатом президентского письма могли бы стать его избиратели - но не стали. И не станут. Избирателей, голосовавших за "ЕдРо" и Медведева я видел лично (у меня в доме окошко выходит на школу с избирательным участком). Сколько буду - не забуду, как под свист метели, спотыкаясь и падая в сугробы, к избирательному участку шли, ползли, ковыляли на палочке старушки, воодушевленные пламенным теле-словом "национального лидера". Эти "электораты" при всем желании не осилят 30.043 медведевские буквы, да и про существование Интернет-газеты gazeta.ru они ничего не знают. Если бы г-н Медведев хотел обратиться к ним, к "широким народным массам" (оскорбительно называемым в либеральной прессе польским словом "быдло", т.е. скот), то он бы разместил свою статью в одной из массовых и вполне сервильных центральных газет ("Известия, "КП" и.т.п.). Не думаю, что они бы ему отказали. Да и на первых двух каналах зомбоящика эту "маляву" могли бы зачитать "с выражением" лучшие дикторы страны. И тем не менее, столь очевидные и мощные медиа-ресурсы были сознательно проигнорированы. Значит, адресатом был намечен кто-то другой.
Разнесся уже слух, что письмо это представляет собой, извините за выражение, message, и адресован сей мессидж (послание, сигнал и идея в одном флаконе) к интеллигенции. Странная гипотеза. И не то, что бы я относился с большим пиететом к советским образованцам (коих хорошо узнал в славную эпоху 1988 - 1990 г.г.), но все же, все же, все же… Обращаться к людям, которые еще помнят на вкус и ощупь, каким был уникальный научно-технический комплекс великой страны, с такой вот пошлой маниловщиной?
"… Средняя и высшая школы подготовят достаточное количество специалистов для перспективных отраслей. Научные учреждения сосредоточат основные усилия на реализации прорывных проектов. Законодатели примут все решения для комплексной поддержки духа новаторства во всех сферах общественной жизни, создания рынка идей, изобретений, открытий, новых технологий (представляю, как задыхались от хохота спичрайтеры Медведева, отрабатывая этот фрагмент "программной статьи") ... Мы пригласим на работу лучших ученых и инженеров из разных стран мира… Мы будем объяснять нашей молодежи, что важнейшим конкурентным преимуществом являются знания, интеллектуальное превосходство… Изобретатель, новатор, ученый, учитель станут самыми уважаемыми людьми в обществе… Как писал А. С. Пушкин…"
Вот только Пушкина не надо бы трогать. Пушкин писал гораздо веселее: "Мосты чугунные чрез воды // Шагнут широкою дугой, // Раздвинем горы, под водой // Пророем дерзостные своды, // И заведет крещеный мир // На каждой станции трактир". Да и Салтыков-Щедрин не подкачал. Не упустил из виду Феофилакта Иринарховича Беневоленского, который, возглавив волею судьбы город Глупов, издал (да еще и сам ночью расклеил по городу) "Устав о добропорядочном пирогов печении" ("всякий да печет по праздникам пироги, не возбраняя себе таковое печение и в будни… начинку всякий да употребляет по состоянию…")
Или рассказы про то, как "изобретатель, новатор, ученый станут самыми уважаемыми людьми в обществе" адресованы творческой молодежи? Юным, так сказать, дарованиям? Простите, но это даже не смешно. Все, кто реально конкурентоспособен на мировом рынке интеллектуального труда, уехали. И не просто уехали, а давно уехали (оставшиеся испытывают "Булаву"). Так что же заставит специалистов мирового уровня вернуться из Калифорнии в Москву? Фанатский слоган "Россия, вперед"? Или страстное желание ежедневно созерцать на телеэкране мускулистый торс "байкалфинансгруппенлидера"? Или чистый творческий порыв - спроектировать новую ракетку, чтобы было чем порадовать Уго Чавеса, Ахмадинеджада и шейха Насраллу?
Если же говорить серьезно (хотя такие перлы, как "политическая система будет обновляться и совершенствоваться в ходе свободного соревнования открытых политических объединений", в устах ныне действующего президента не располагают к серьезному разговору), то глава государства должен посылать в общество совсем другие "мессиджи". Президент страны - это не лидер внесистемной оппозиции, которому позволительно разговаривать языком плакатов и лозунгов. О своих намерениях, о своей политической и гражданской позиции г-н Медведев может и должен сообщать не длинными текстами, а РЕШЕНИЯМИ. Конкретными решениями - политическими, экономическими, кадровыми. Можете не сомневаться - такие послания были бы и замечены, и оценены обществом.
Указ об отставке руководства МВД - немедленно, в тот же день, когда взбесившийся от перепоя замначальника столичного (!!!) РОВД расстрелял невинных людей. Указ об отставке министра обороны - немедленно, в тот самый день, когда прокуратура сообщила о том, что военное ведомство закупило бракованные парашюты на 280 млн. бюджетных рублей. Немедленное прекращение военно-технического сотрудничества с Ираном. Поручение Генеральному прокурору с предложением возбудить уголовное дело по факту рязанских "сахарно-гексогеновых учений". Ну, и самое простое и необременительное - это освобождение из под стражи под крупный денежный залог М. Ходорковского. Деньги в качестве залога мог бы внести сам г-н Медведев - он человек не бедный. Убежден, что ни один басманный суд не отказался бы удовлетворить подобную просьбу президента. Еще более убежден в том, что такие "сигналы" были бы замечены всеми - и внутри России, и за ее пределами.
И последнее - не надо столь откровенно держать людей за идиотов. Не надо с видом оскорбленной невинности рассказывать нам о том, как "влиятельные группы продажных чиновников разбазаривают природные богатства, принадлежащие всем". Господин Медведев в Россию не в гости приехал. Он здесь долго работал - начальником "Газпрома", заместителем главы правительства, ответственным за "дешевое жилье для дорогих россиян". А став президентом в ходе операции, очень мало похожей на "свободное соревнование открытых политических объединений", именно он назначил премьер-министром бывшего двукратного президента, каковой, по элементарной здравой логике, несет прямую политическую ответственность за то состояние России, которое столь красноречиво описал Д.А. Медведев в своем многословном "мессидже".
Очень может быть, что электорат, избравший г-на Медведева в президенты, и не заслуживает лучшей оценки и лучшего к себе отношения. Но - притворитесь! Великий русский язык (в отличие от сортирного) все может выразить так чудно! Зачем Вам, Дмитрий Анатольевич, лишний раз напоминать "городу и миру", что Ваши подданные - толпа трусливых идиотов? Велика ли честь быть президентом Страны Дураков?
воскресенье, 13 сентября 2009 г.
Н.И. Голиков, "Записки солдата"
Н.И. Голиков, "Записки солдата"
Война для меня закончилась утром 22 октября 1944 года, на Севере. А началась в конце февраля – начале марта 1943 г., когда мы, курсанты Подольского пехотного училища, эвакуированного в Иваново, были направлены на фронт. Помню Алексея Федотова, Алексея Фролова, Николая Новикова, Николая Щербакова, Анатолия Колыгина, Ивана Харитонова, Славу Коровина, Ваню Хрусталева, Ваню Степанова, Щипова… все с 1924 года рождения. В одном эшелоне с нами ехали курсанты Ярославского пехотного училища. Из Москвы нас отправили на юг. Продвигались медленно, и когда прибыли в Тулу, там стояла в полном разгаре весна. А мы – в валенках, шапках, теплом белье, рукавицах. Кормили плохо, и мы почти всё зимние обмундирование обменяли на еду у гражданского населения.
Нас везли без оружия. Был только командир эшелона и его заместитель. Больше никого над нами не было. В вагоне у нас был старшим Алексей Федотов - ивановец. В 80-х годах мы встретились и с ним, и с Алексеем Фроловым, Николаем Новиковым, Славой Коровиным, Николаем Щербаковым. Ныне все покойные. Жив только Борис Малинкин из поселка Савино Ивановской области. В прошлый 2009 год я у него был.
Эшелон поставили в тупик на Косой Горе. Железнодорожный узел часто бомбили, но нас Бог миловал. В вагонах-теплушках прожили месяц. Потом состав потянули в сторону узловой станции Горбачево. Ее бомбили по нескольку раз в день. Не доезжая до Горбачева, остановились, и стали спешно выгружаться. Все делалось бегом, ноги были молодые, резвые. Строем, без оружия отправились на север в сторону Плавска, Крапивны.
Солнечным днем нас остановила машина «виллис» с офицерами, генералами. Высокий спокойный генерал приказал построиться, доложить о себе. Это был командующий 3-й армией генерал-лейтенант А.В. Горбатов. Поздоровался с каждым за руку, спросил, сколько времени в пути, когда ели, курящим предложил угоститься папиросами «Казбек». Кто посмелее, захватили с запасцем. «Когда прибудете на место, вас досыта накормят кашей» (так оно и было). Затем попросил спеть строевую песню. Мы грянули «Махорочку». «Молодцы!» - похвалил командующий.
Возле деревни Пеньково вышли к разлившейся реке Плаве. Для переправы поданы были большие лодки. Переправлялись в кромешной тьме. Запрещено было курить. На другом берегу была деревня Косая Губа.
362-я стрелковая дивизия, в которую мы прибыли, уже побывала на Калининском фронте. Теперь это были жалкие остатки ее: в ротах было по два-три старых солдата, а то и ни одного. Многие были больны дистрофией, беззубые, оборванные, вшивые, измученные до предела. Некоторых водили под руки. Ночью, из-за куриной слепоты, никто не видел, ходили с поводырями. Ели молодую крапиву, щавель. Спали на ходу. В большинстве они были из крестьян. Очень печальное зрелище. Помню, вышла какая-то баба и всплеснула руками – «Какие-то оборванцы, а не солдаты. То-то немцы были – другое дело».
В начале мая нас вооружили и маршем направили на юг, в сторону станции Чернь. Переход производили скрытно, ночами; котелки, каски и другие гремящие предметы были подвязаны, запрещалось курить. 70–80- километровый переход преодолели с трудом. Через Плавск проходили во время какого-то праздника. Возле церкви стоял народ и провожал нас задумчивыми взглядами. Очень много было молоденьких девчонок. Сколько ночей шли – не помню. Едва объявляли привал, садился и засыпал.
Деревня Ильинка. Жителей ее, баб с ребятишками, выселили из домов. Ютились они в землянках, ямах, а кто и непонятно где. В домах разместили нас – недоучившихся курсантов, а ныне красноармейцев 5-го батальона 1210-го полка 362-й стрелковой дивизии 3-й армии. Рядом проходила железная дорога на Мценск. Он был в 30-35 км. Полгорода находилось у немцев, половина - у нас. Оттуда доносился грохот бомбежек, не смолкали артиллерийские выстрелы, в воздухе шли непрерывные воздушные бои, ночью повисали осветительные ракеты на парашютах.
Почти ежедневно, в сумерки, в сторону Мценска проходил маленький паровозик с 2–3 теплушками. В них находились штрафники. Иногда они пели. Это означало, что будет производиться разведка боем. Операция была равносильна смерти. Немногие и только ранеными возвращались из нее. Утром уцелевших везли обратно.
Мы начали копать траншеи, строить третью линию обороны Брянского фронта. Работали до изнеможения конец мая, июнь, начало жаркого июля.
5-го июля немцы перешли в наступление на Центральном и Воронежском фронтах – началась Курская битва.
Нас срочно определили кого куда. Довооружили: винтовками, автоматами ППШ, пулеметами ручными и станковыми – «максимами», ПТР-ми. Выдали по 500 штук патронов, гранаты, бутылки с зажигательной смесью, противогазы, лопаты, плащ-палатки, шинели, вещмешки. Сухой паек – несколько ржаных сухарей и ложку сахарного песку – съели сразу.
12 июля 1943 года наш 5-й батальон покинул только что построенную с таким тяжким трудом оборону под станцией Чернь и деревней Ильинкой. Шли ночью в сторону Спасского-Лутовинова. Вошли в него в сумерки. Взобрались на бугор. Справа белела церковь, темнели сад и парк. Надвигалась черная туча, приближалась гроза. Раскаты грома сливались с орудийными выстрелами. Давила страшная усталость. Поклажа – 30-35 кг, истощение, куриная слепота, сон на ходу, многие падали в пути.
От Спасского пошли на юг, огибая Мценск. Передвигались ночью, днем прятались в лесочках и перелесках. Шли по местам недавних боев: сгоревшие деревни, разбитая техника, трупы солдат. Однажды недалеко от села Высокого переходили через поле, сплошь покрытое кучами трупов наших солдат, посеченных пулеметами. Вскоре увидели, что пулеметчиками были немцы-штрафники, прикованные к пулеметам. Я проходил от них в двух метрах. Прикованы они были мелкими цепочками, подобие мотоциклетных. Они и мертвые сидели, как живые.
Среди подбитых танков было много наших Т-34, встречались и «тигры», видели «фердинанды».
16 июля подошли к селу Высокому. Накрапывал дождик. Изредка долетали шальные мины и рвались в огородах и лопухах. Все проголодались и искали глазами, чем бы набить животы. Увидев сад с недозрелыми яблоками, мы полезли на яблони, не обращая внимания на предупредительные знаки: «Осторожно! Заминировано!» Когда стали спускаться в низину, к мостику, дождь усилился. Впереди не было ни своих, ни немцев.
Ночью на открытом месте нам приказали залечь в кюветы и предупредили: «Не спать! Впереди только немцы». Это была передовая.
На дороге, в метрах в 30-40, стояли два танка Т-34. Из люка ближнего наполовину вывалилось тело обгоревшего бедняги-танкиста. Значит, недавно здесь шел бой. Становилось жутковато. Я стал потихоньку окапываться, положил винтовку СВТ, вынул из мешка патроны, 2 гранаты, 2 бутылки с зажигательной смесью, снял противогаз и задремал.
Разбудил меня шорох слева. Кто-то полз по кювету ко мне. Это был наш солдат. Он шепотом передал приказ: узнать, кто находится в леске, расположенном за полем шириною 200-300 метров, разыскать кухню и принести два котелка воды. Я взял винтовку, котелки, вещмешок и, согнувшись, осторожно направился через поле. Благополучно миновав его, оказался в молчаливом лесу. Стало светать. Я заметил солдата, прятавшегося от меня. Осмелев, он подошел и спросил: кто я и откуда пришел. Сказал, что кухню вчера разбомбили, и махнул рукой в сторону, где она была. Я пошел туда. В луже, после вчерашнего дождя, лежали убитые лошади. В стороне – повара, которых я всех знал – недавно дежурил на кухне. Я набрал воды. Солдат поторопил, чтобы быстрее сматывался – можно нарваться на немецкую разведку.
Вернулся, когда стало подниматься солнце. Высоко в небе уже зависла «рама». Ждать пришлось недолго. Сначала завыли мины, загрохотала артиллерия, затявкали короткими очередями пулеметы. Потом появились пикировщики и, развернувшись каруселью, начали бомбить нас. Становилось жарко. Мы все плотнее прижимались к земле.
Потом наступила тишина. Кто-то сказал: - «Немцы завтракают. А у нас третий день - ни хрена!»
Поступила команда: - «Бегом, через поле, в лес!» Откуда я недавно вернулся. Немцев в лесу не было, но следы их остались: кровавые бинты, куски ваты, мундиры, пилотки – уходили спешно. Наше продвижение они засекли, и начался обстрел. На счастье, рядом находился заболоченный луг. Снаряды, падая на него, рвались глубоко в земле, а иные уходили в трясину, не взрываясь.
Подъехали «катюши» Нам приказали покинуть их расположение.
Выйдя из-под обстрела, мы оказались в липовой аллее старинного парка. В конце аллеи начиналась траншея, только что оставленная немцами. Южный бруствер ее, в сторону противника, круто поднимался вверх. К северу от траншеи виднелись несколько домиков, а в стороне скрытые густыми кронами белели стены каменного двухэтажного дома.
Траншея быстро наполнялась солдатами. Немцы чувствовали, что готовится атака, и усилили обстрел. Сидели в траншее, над головой были какие-то кусты. Ветки трещали и дымились. Старый солдат сказал: «Разрывными стреляют». Нам приказано было сесть на дно траншеи. Сидели, прижавшись друг к другу так плотно, что невозможно было пошевелиться. Принесли сухой паек: два сухаря и ложку сахарного песка. Одни съели сразу, а другие убрали, боясь ранения в живот. Передали приказ: в 12 часов идти в атаку, сигналом будет залп «катюш». Появились два младших офицера, у одного в руках – какая-то бумажка. Я прислушался к их разговору - «Кажется, будем наступать на Суворово». Я запомнил это название на всю жизнь. Стали готовиться к атаке. Видел, как один солдат начал креститься. Некоторые надевали чистые нижние рубахи.
Надо мною командиром был, понюхавший пороха, солдат-сталинградец Иванов. Он сказал: «Голиков, держись поближе ко мне, слушай меня и следи за мной».
Загрохотали «катюши». Скрип и вой их залпов заглушали команды. Часть солдат поползли по крутому откосу вверх и…тут же скатились на дно траншеи. Больше они не поднимались. Я тоже не хотел отставать от других, но Иванов надавил рукой на мою каску: - «Обожди малость. Не торопись». Когда немцы перенесли огонь, мы с Ивановым и другими солдатами выкарабкались из траншеи.
Показались наши штурмовики и на малой высоте расчистили нам путь. Стали появляться потери. Миновали кусты, лесок, и вся рота рассыпалась в них. «Вперед! Вперед!..» Очень скоро команда эта стала ненужной. Кто уцелел, выскакивали из лесочка на чистое ржаное поле. Рожь стояла высокая, спелая – пора жать. Немцы сделали широкие прокосы среди ржи, и открыли ураганный огонь по бежавшим по полю. Я оглянулся и увидел, как кругом, взмахивая руками, падали солдаты. Из рук выпадали винтовки, ручные пулеметы, каски…
Справа от меня, по небольшой долинке, передвигался Т-34, останавливаясь и стреляя короткими очередями. Иванова я потерял. Присев ненадолго, подумал: как быть? Сзади - заградотряд. Значит – только вперед, не отставая от танка, прикрываясь его броней. Я повернулся правым плечом к танку и в то же мгновение страшным ударом был сбит на твердую, как камень, землю. От удара в правую лопатку и оземь все во мне дрожало, винтовка улетела метров на пять вперед. Правая рука судорожно подергивалась. Болели спина, плечо, ключица. От боли я ни о чем не мог думать. Промелькнуло: «конец». Затем: «А ведь не в сердце же, значит еще поживу».
Я откашлялся и сплюнул кровью – подумалось: «задето легкое». Подбежал солдат из нашего взвода – Лебедев, ярославец лет тридцати. Спросил, куда ранен, разрезал гимнастерку, нижнюю рубаху, снял их вместе с мешком и перевязал бинтом из санпакета. Поднес мне винтовку, каску и, сказав: «Я бы остался с тобой, да сзади заградотрядовцы. Жди санитаров», поднял винтовку и пропал во ржи. Больше мы не встречались. А ранее, утром, когда занимали траншею, в немецком блиндаже на полке я нашел безопасную бритву в коробочке. Лебедев, увидев, сказал: «Голиков, отдай ее мне, ты все равно не бреешься». И я отдал ему бритву. Отблагодарил он меня сполна.
Гимнастерка, рубашка, вещмешок остались в поле. Жалко записной книжки с адресами солдат почти всей роты. Было это 17 июля 1943 года.
А потом пошли санчасти, полевые, эвакуационные, стационарные госпитали: Тула, Ясная Поляна, Свердловск, станция Баженово в 40 километрах от него. Оттуда выписали в батальон выздоравливающих в г. Камышлов. Когда выписывали, врач Кущева осмотрела меня и ласково сказала: «Мальчик, Вы – счастливый, еще бы миллиметр и…»
Из Камышлова направили в часть, в Еланские военные лагеря. Худую славу оставили Гороховецкие лагеря, но Еланские были тяжелее. Кормили раз в сутки, одной капустой и та – мороженая. В лагерях стояли 20 полков, и ежедневно один отправляли на фронт. Не было бани: вши, клопы, блохи. Зимой ходили "в туалет" прямо около казармы, и вырастала куча дерьма к весне, как египетская пирамида. И чтобы справить нужду, надо было карабкаться на верх этой кучи (разумеется, замороженной). Некоторые солдаты умудрялись пробыть в лагерях по три и более месяцев. Рядом ходили офицеры - с розовыми, сытыми, чисто выбритыми штабными мордами. Была у них отдельная столовая, баня, душ, бабы...
Состав пополнялся за счет госпиталей, уголовников, рабочих, списанных с уральских заводов. Потом меня направили в Челябинск, в 33-й учебный танковый полк, где я попал в роту самоходчиков. В апреле 1944 года, после окончания учебы, был направлен в г. Миус, в экипаж самоходки СУ-152. Формирование полка завершилось в г. Наро-Фоминске под Москвой в мае 1944 года.
Итак, июль 1944 года, Лодейное Поле, река Свирь (широкая 240 м), на противоположном берегу оборона финнов. Я - наводчик тяжелой самоходной артиллерийской установки СУ-152. Тот же танк (60 тонн металла), только башня с орудием (152 мм) не вращается. Экипаж 5 человек. 1) Командир машины – лейтенант Лев Александрович Евстифеев, из Ульяновской области или же только танковое училище там окончил. Родился в 1920 году. 2) Механик-водитель Гашев Николай, из шахтерского городка Копейска, Челябинской области. Родился в 1925 году. 3) Я, Голиков Николай Иванович. Родился в селе Палех Ивановской области в 1924 году. 4) Замковой – рядовой Николай Корчагин из Воронежской области. Его обязанностью было: дослать снаряд и заряд (гильзу), общий вес – более 60-ти кг и закрыть замок. После выстрела, если позволяла боевая обстановка (не было обстрела, бомбежки), выбросить гильзу через люк наружу. 5) Заряжающий. С мая 1944 года, когда мы очутились на Карельском фронте, у нас по разным причинам сменилось три или четыре заряжающих. К сожалению, фамилии их память не сохранила.
Все в экипаже были на фронте по второму или третьему разу. Командир и механик-водитель сменили несколько машин, имели ранения, горели в Т-34. Воевали оба с начала войны.
Наш полк назывался 339-й гвардейский тяжело-самоходный артиллерийский Свирский полк. Командовал им гвардии майор Торчилин – волевой и строгий командир. В полку была 21 машина. На ходу это выглядело грозно и внушительно, сопровождалось изрядным шумом и грохотом, лязгом, скрежетом. На Карельском фронте мы начали воевать с самого юга Карелии – с Лодейного Поля. За рекой Свирь – холодной, быстрой, глубокой и широкой находился г. Олонец. Там были финны...
Числа 5–8 июля начали артподготовку – восемь часов беспрерывной стрельбы. После нее, на бортах, на ту сторону реки и далее в город Олонец. Одна машина (самоходка) в районе Олонца провалилась в реку – не выдержал мост. Население все попряталось. Пришли «освободители». Несколько человек отравилось самогонкой.
Партизанского движения в Карелии не было, а карелы – родные братья финнов.
Спешно стали продвигаться по Карелии. Особенно-то не разбежишься: тайга, озера, болота, речки, сопки, цинга. Война – на дорогах или параллельных им, до 100 км длиной, обходах – по заминированным участкам, самодельным гатям. Мучительно уставали механики-водители – у них так ломило руки и ноги, что часами не могли уснуть. Бомбежки, артобстрелы, строительство мостилищ из бревен под тяжелым артобстрелом.
Медвежьегорск, Кемь, Олонец, Подпорожье, Лодейное поле (штаб Свирьлага) запомнились наличием советских концлагерей. В этих местах, когда останавливались возле мест заключения, нам запрещалось открывать люки и выходить из машин.
Вспоминается эпизод: возле Медвежьегорска все-таки вылезли мы из машины. В тумане виднелись вышки охранников лагеря. Неожиданно к нам сквозь пелену приблизилась фигура мужчины, а за ним шел охранник с винтовкой. По одежде человек напоминал священника. Он попросил у нас хлеба, который мы ему тут же передали. Неожиданно охранник передернул затвор и вскинул винтовку, прицеливаясь в несчастного. Командир наш молниеносно выхватил «ТТ» со словами – «Только попробуй сука, застрелю!!!» Тот опустил свое оружие.
Наконец вышли на границу с Финляндией. Тишина, домики все покрашены, как игрушки. Стали поговаривать о перемирии. Нас – в Петрозаводск. Погрузили на платформы – и на север, в г. Кемь. Оттуда 180 км на запад, к границе, к г. Ухте. Там понесли потери - на мине подорвалась автомашина с саперами. Немцы уже уходили в Норвегию.
Запомнился такой случай: сорвало у нас гусеницу. Я вместе с Колькой Корчагиным (был он у меня в орудийной башне «замковым») орудовал около машины кувалдой - забивал «палец», соединяющий гусеничные траки - и вдруг затылком почувствовал, что кто-то сзади на меня смотрит. Оглянулся и обомлел – немец, но без оружия. Несколько секунд смотрели друг другу в глаза, и неожиданно он поднял руки вверх. Я тогда неплохо знал немецкий, подошел к нему и спросил: «Немец?» "Австрия, Австрия" - разобрал я из его слов. Командир с механиком были на другой стороне машины. Я обошел САУ и сказал командиру, что там немец. «Какой еще немец?» - удивился он. «Обыкновенный немец» - ответил я ему. Командир приказал всем забраться в машину. А механику – завести двигатель. Сам отправился к пленному. Когда командир спустился к нам, рука с пистолетом нервно дрожала, и он никак не мог засунуть оружие в кобуру.
После этого случая уважение мое к нему пропало. Впоследствии он погиб…
Мы вернулись в Кемь, погрузились на платформы и дальше на Север: Кандалакша, Мурманск. Выгрузились и на бортах – в Колу. Оттуда, через долину Смерти (ныне Долина Славы), к Петсамо (ныне Печенга).
Прорвали немецкую оборону. Ночью вошли в догорающую Печенгу. Потом стали тяжело продвигаться к Норвегии, к городу-порту Киркенес. У поселка Никель к нам на ночлег в САУ попросился полковой оружейный мастер. Я уступил ему свое место, а сам вместе с автоматчиками, завернувшись в брезент, устроился спать на броне. Рано утром началась бомбежка. Я был тяжело ранен осколком. Случилось это 22 октября 1944 года. Эвакуировали меня пароходом с Титовки. Вечером я уже лежал в Мурманском госпитале на белой чистой простыне.
Победу я встретил в госпитале. А из него был направлен на флот. Военно-Морскому флоту нужны были артиллеристы, и я прослужил в нем еще почти пять лет в городе Балтийске. Демобилизовался 8 марта 1950 года.
Имею награды: медаль «За отвагу», два ордена Красной Звезды (один из них местные коммунисты по приказу первого коммуниста района Николая Киселева прятали от меня в военкомате почти десять лет). Он нашел меня почти через сорок лет после награждения в Заполярье - вытащили мы тогда из-под обстрела два танка Т-34; орден Отечественной войны 1-й степени и медали почти за все битвы, в которых я принимал участие, и юбилейные. Железа хватает, даже в себе ношу осколок от бомбы.
Размещено на сайте http://solonin.org 09.09.2009
Подписаться на:
Сообщения (Atom)
