вторник, 3 ноября 2009 г.

Полковник никому не пишет


"ЕСЛИ ТЫ ТАКОЙ УМНЫЙ, ПОЧЕМУ ТЫ ТАКОЙ БЕДНЫЙ?.."


/любимая присказка жлобов/




Петр Саруханов — «Новая»

Из всех людей, которых я знаю, единственным человеком, искренне поверившим в капитализм, был таджик Михаил, полковник Советской армии, в конце советской эпохи служивший в Молдавии. Много лет спустя, уже будучи бомжем и рабочим на все руки в подмосковных дачных поселках, он гордо говорил, что, будучи полковником, занимал генеральскую должность. У этого высокого, сухого человека со смуглым восточным лицом до сих пор сохранялись офицерская выправка и четкая походка.

В Молдавии он, выпускник Самаркандского инженерно-командного училища, был начальником военного завода по производству микросхем. Но Союз распался, завод стал армии не нужен, ему предложили новое место службы на китайской границе, где на далекой сопке стоял одинокий радар. Михаил отказался и демобилизовался. Он верил в себя и в новые времена. И все в тот же момент закрутилось и полетело, как в бешеном фильме.

Друг Михаила был сыном крупного молдавского чиновника. Он взял в банке кредит 1 миллион долларов, полетел в Америку и договорился с General Motors, что она продает ему автомобили с дефектами, которые клиенты возвращали компании. Автомобили он ввез в Молдавию, и они с Михаилом продавали их. Однако они не успели распродать партию машин до конца, как на них наехала налоговая полиция и конфисковала их автопарк. Михаил не расстроился и принялся за новое дело.

Теперь он продавал яд гюрзы, который поставляли его друзья из Таджикистана. Грамм яда стоил три тысячи долларов. Яд был нужен всем: аптекам, фармацевтам, производителям лекарств. Бывший полковник уже подумывал о том, чтобы выходить на европейский рынок, но тут вмешалось государство и запретило частным лицам поставлять яды. Это было неприятно, но он и тут не потерял веры в себя, присутствия духа и той особенной сметки, которая дается только прирожденным бизнесменам.

Он решил тогда поставлять рыбу с Дальнего Востока. Повсюду у него были друзья, действующие и бывшие офицеры, с которыми он служил или учился в Самарканде. Это было что-то вроде братства или тайной деловой сети. То, что иному показалось бы сложным, полковнику и инженеру было элементарно. Раз в неделю он принимал с Дальнего Востока вагон-рефрижератор с рыбой. При вагоне ехала охрана. Бизнес был спокойный, непыльный и нетрудный, деньги на счету росли, и казалось, что жизнь наконец вошла в правильное русло. До статуса миллионера оставалось совсем немного.

Но тут в Молдавии разразилась война. В Тирасполь, где жил Михаил, вошли танки с румынскими экипажами. Отставной полковник не испытывал никакого желания воевать. Даже много лет спустя он рассказывал о тех днях в Тирасполе с отвращением и ужасом. Сотни трупов свозили в морг на окраине города. Над городом стоял трупный запах. В один из дней этой ужасной войны его вызвал к себе генерал Лебедь. Генерал знал бывшего полковника и хорошо относился к нему. «Уезжай немедленно! — сказал Лебедь Михаилу. — На тебя вышли бандиты».

Михаил сходил на автовокзал и купил билеты на завтра себе и жене. Вечером в дверь постучали. Дом, где он жил, был пуст, все, кто мог, уехали из города. Михаил подумал, что это сосед с верхнего этажа, тоже оставшийся в городе. Может быть, человеку нужны спички или вода. В городе не было ни газа, ни света, ни воды. Он открыл дверь и получил удар прикладом в лицо. Вошли четверо с автоматами, в черных масках, сели на стулья, сказали: «Ну что, давай делиться, браток!» Они знали все о его бизнесе, о его счетах, о его деньгах. Они предложили ему подписать бумаги, которыми он отдавал им свою фирму и свои счета: «И тебе хорошо, браток, останетесь живыми с женой, и нам хорошо». Он подписал. Уходя, один из них снова ударил его прикладом в лицо. Два месяца у него было плохо с головой, его тошнило, мутило, рвало и мучили боли.

Но он не мог теперь остановиться, отлежаться, прийти в себя. С этого дня и на много лет вперед он беспрерывно был на бегу. С распухшей головой он снова пришел к генералу Лебедю, и тот дал ему адрес в Москве, куда можно прийти и переночевать. Через Москву Михаил вернулся в родной Таджикистан, но, как только он туда вернулся, там тоже началась война. Бывший полковник так ненавидел войну и так боялся войны, что и через много лет, когда он говорил о тех днях, голос его падал. Денег у него не было. Работы не предвиделось. Он оставил жену и уехал на заработки в Россию.

Среди рабочих-таджиков в подмосковных краях он быстро выделился. Подготовка, полученная в Cамаркандском военно-инженерном училище, сказывалась. Михаил умел все и брался за любую работу. Он умел строить дома, класть печи, обшивать дома входившим в моду сайдингом, устанавливать спутниковое телевидение, монтировать системы видеонаблюдения, прокладывать водопровод и канализацию и даже вести земляные работы зимой, когда грунт смерзся. Для каждой работы у него были свои приемы, свои ноу-хау.

Так он проработал в подмосковных поселках много лет. Бывший полковник жил в сараях и спал в одной комнате с пятью рабочими, но облик его оставался неизменным. Он ходил в чистой зеленой спецовке, застегнутой на все пуговицы, и в аккуратной рубашке; в кармане спецовки у него всегда были ручка и блокнот. Если надо было назвать цену за работы, он садился за стол или на крыльцо и погружался в расчеты. На листе блокнота он множил, делил, вводил коэффициенты сложности и в конце концов называл цену, которая никогда не менялась в процессе работ.

Крупная московская строительная компания обратила на него внимание. Его испытывали два месяца, перебрасывая с места на место. Он поработал строителем, сантехником, электриком, кровельщиком, маляром, и они убедились, что этот высокий сухощавый таджик с офицерской выправкой умеет все. Тогда его назначили прорабом. На своем старом, разваливающемся «Москвиче» он ездил по объектам. Но не успел он возвести до конца свой первый дом, как разразился всемирный кризис. Компания законсервировала дома и ушла с рынка. Он снова остался без работы.

Теперь он уже не мечтал о крупном бизнесе и больших деньгах, как когда-то в Молдавии, а хотел только одного: осесть где-нибудь в Подмосковье и вызвать к себе жену и сына. Сын заканчивал то же военное училище, что и он. Сын был выше его на голову, и он говорил о нем с гордостью, что этот здоровенный парень и мухи не обидит. Это была в его устах лучшая похвала. В этом бывшем офицере, занимавшем когда-то генеральскую должность, в этом неудавшемся бизнесмене и вечном строителе чужих домов была тихая, мягкая, честная душа, не выносившая насилия, которое все эти годы бурлило, ревело и ржало вокруг него. По пятницам он заканчивал работу раньше и со строгим серьезным лицом, предупредив хозяев, ехал в мечеть, которая находилась в сорока километрах, в небольшом городе, и молился там.

Он жил теперь в недостроенном доме на окраине деревни. Он по-прежнему искал место, где мог бы осесть, но за кусок земли с него требовали аренду в 20 тысяч рублей в месяц, а у него столько не было. Однажды он пошел в магазин, и к нему подошли трое чужих, пришлых мужиков. Они были выпившие и хотели взять еще. «Браток, ты не дашь нам пару сотен рублей?» От слова «браток» ему стало нехорошо. Глядя на них сверху вниз, с высоты своей длинной, сухой, с узкими плечами фигуры, он молча покачал головой. Его смуглое восточное лицо не изменилось, когда они стали бить его. Его бедная голова, сотрясенная ударами молдавских прикладов, теперь принимала удары пьяных русских кулаков. Когда они ушли, покрыв его напоследок мерзким трехэтажным матом, он вернулся в свой недостроенный дом и отлеживался полдня. Но на следующее утро, как обычно, вышел на работу. В дачном поселке неподалеку он возводил зимнюю террасу.

Алексей Поликовский
обозреватель «Новой»

02.11.2009